Национальный симфонический оркестр Украины
| Национальный симфонический оркестр Украины Національний симфонічний оркестр України | |
| Жанр | |
|---|---|
| Годы |
1918 — наст. время |
| Страна | |
| Город | |
| Руководитель | |
| [nsou.com.ua m.ua] | |
Национальный симфонический оркестр Украины (укр. Національний симфонічний оркестр України) — академический музыкальный коллектив Украины.
В 1918 году согласно указу Совета Министров Украинской народной республики был основан оркестр, первым дирижёром которого стал Александр Горилый[1][2]. Затем в 1937—1952 годах его сменил Натан Рахлин. В 1994 году указом Президента Украины оркестр был переименован в нынешнее название.
Оркестр был стартовой площадкой таких известных украинских и советских композиторов как Борис Лятошинский, Евгений Станкович и Мирослав Скорик[1]. С составом оркестра работали известные дирижёры — Курт Зандерлинг, Леопольд Стоковский, Игорь Маркевич, Кирилл Кондрашин, Евгений Мравинский, Евгений Светланов, Константин Симеонов и Геннадий Рождественский.
В данный момент в штате оркестра находится более 100 инструменталистов. Коллектив пополняется молодыми выпускниками музыкальных академий Украины. Среди музыкантов — заслуженные артисты Украины, лауреаты международных и всеукраинских конкурсов. Художественный руководитель и главный дирижёр — Владимир Сиренко.
История оркестра
В марте 1917 года музыкантами Киевского оперного театра был основан «Союз оркестрантов». В начале сезона 1918—1919 годов из-за принципиального несогласия с немецкой оккупационной администрацией «Союз» отказался играть спектакли, вследствие чего оркестр был укомплектован музыкантами из немецких воинских частей и исполнителями, специально приглашёнными из Германии. Именно из членов «Союза оркестрантов» и студентов консерватории в Киеве вскоре было создано первый симфонический коллектив. 28 ноября 1918 газета «Государственный вестник» напечатала постановление Совета министров Украины об учреждении Государственного симфонического оркестра имени Н. Лысенко с выделением на его содержание 66 тысяч 300 рублей[3]. Главным дирижёром был назначен известный композитор и музыкально-общественный деятель Александр Горилый.
На одном из первых концертов оркестра, который состоялся в декабре 1918 года и был посвящён творчеству Николая Лысенко, звучали симфонические фрагменты из оперы «Тарас Бульба» и оркестровая транскрипция симфонической фантазии композитора «Казак-шумка»[3].
После установления советской власти оркестр был принят на бюджет Народного комиссариата просвещения и продолжил выступления как Республиканский симфонический оркестр им. Н. Лысенко[3]. За короткое время своего существования коллектив принял участие в четырёх собраниях, посвященных И.-С. Баху, подготовил шесть программ из произведений П. Чайковского. В апреле 1919 года состоялись концерты, на которых звучали произведения Р. Глиэра и А. Скрябина. Оркестр также проводил симфонические собрания на летней эстраде Пролетарского парка Киева.
В 1920 году Республиканский оркестр имени Н. Лысенко вошёл в состав Филармонического общества, которым руководил композитор и дирижёр Л. Штейнберг. В 1923 году Филармоническое общество было реорганизовано в Киевскую государственную филармонию (официальное открытие состоялось 26 марта 1923), просуществовавшую до ноября 1923 года[3].
3 октября 1929 года дирижёром оркестра, в состав которого в то время входило 23 музыканта, стал Михаил Канерштейн (1902—1987)[3]. В 1934 году из-за перенесения столицы Украины в Киев, оркестр стал подчиняться Республиканскому радиокомитету, а его состав увеличился до 60 человек.
С 1935 по 1937 год оркестр возглавлял Герман Адлер, который поднял оркестр до уровня ведущего симфонического коллектива республики. В 1936 году под руководством Адлера оркестр впервые исполнил Вторую симфонию Б. Лятошинского и Второй фортепианный концерт Л. Ревуцкого.
19 июня 1937 года Совет народных комиссаров УССР принял решение о создании на базе симфонического оркестра Республиканского радиокомитета Украинского государственного симфонического оркестра и его подчинении Управлению по делам искусств при СНК УССР[3].
В 1938 году оркестр возглавил народный артист СССР Натан Рахлин, который был главным дирижёром почти 25 лет[2].
После начала Великой Отечественной войны, в сентябре 1941 года, Рахлина назначили главным дирижёром Государственного симфонического оркестра СССР. Основной состав киевского оркестра в 1941—1944 годах продолжал свою деятельность сначала в Орджоникидзе, а затем в Душанбе. В этот период оркестром руководил заслуженный деятель искусств УССР Лев Брагинский.
В 1946 году оркестр вновь возглавил Натан Рахлин. С 1944 года с коллективом стали работать его основатель — М. Канерштейн, а также первая на Украине женщина-дирижёр, дипломант Всесоюзного конкурса молодых дирижёров 1946 года Евгения Шабалтина. В 1949—1957 годах с оркестром работал будущий руководитель Киевского и Ленинградского театров оперы и балета Константин Симеонов. В это время оркестр исполнял почти все симфонические произведения, написанные украинскими композиторами[3].
В 1948 и 1952 годах оркестр был на гастролях в Москве и Ленинграде. Эти выступления были положительно восприняты и оценены центральной прессой[4].
В 1962 году главным дирижёром и художественным руководителем коллектива был назначен Стефан Турчак (1938—1988).
В 1964 году Указом Президиума Верховного Совета Украинской ССР за заслуги в развитии музыкального искусства Государственному симфоническому оркестру УССР было присвоено звание заслуженного коллектива[3].
В 1968—1973 годах оркестр возглавлял заслуженный деятель искусств УССР Владимир Кожухарь, который с 1964 года был вторым дирижёром оркестра. В 1973 году в Государственный симфонический оркестр УССР вернулся народный артист Украины Стефан Турчак. Под его руководством коллектив активно гастролировал на Украине и за рубежом, принимал участие в Днях литературы и искусства Украины в Эстонии (1974), Белоруссии (1976), неоднократно выступал с творческими отчётами в Москве и Ленинграде. В 1976 году приказом Министерства культуры СССР Государственный симфонический оркестр Украины был удостоен почётного звания академического коллектива[3].
В 1978 году оркестр возглавил народный артист УССР Фёдор Глущенко. Оркестр принимал участие в музыкальных фестивалях в Москве (1983), Брно и Братиславе (Чехословакия, 1986), был на гастролях в Болгарии, Латвии, Азербайджане (1979), Армении, Польше (1980), Грузии (1982). В 1986—1988 годах, после аварии на Чернобыльской АЭС, коллектив неоднократно выезжал в район 30-километровой зоны с концертами для ликвидаторов последствий аварии.
В 1988 году художественным руководителем и главным дирижёром оркестра стал народный артист Украины Игорь Блажков, который обновил репертуар и значительно повысил профессиональный уровень коллектива. Коллектив приглашают на фестивали в Германии (1989), Испании, России (1991), Франции (1992). Лучшие концертные программы были записаны на компакт-диски компаний Analgeta (Канада) и Claudio Records (Великобритания). В 1991 году Государственным симфоническим оркестром была осуществлена первая запись национального гимна Украины.
Указом Президента Украины от 3 июня 1994 года «с целью дальнейшего развития творческого потенциала и учитывая весомый вклад в развитие музыкального искусства, пропаганду культурного наследия народа Украины» Государственному заслуженному академическому симфоническому оркестру Украины был придан статус Национального заслуженного академического симфонического оркестра Украины.
В 1994 году на должность генерального директора и художественного руководителя коллектива был назначен американец украинского происхождения дирижёр Теодор Кучар. Под его руководством оркестр стал наиболее часто записываемым коллективом бывшего Советского Союза[2][3]. В течение восьми лет оркестр записал более 45 компакт-дисков для фирм Naxos и Marco Polo, в том числе — все симфонии В. Калинникова, Б. Лятошинского, Б. Мартину и С. Прокофьева, ряд произведений В. Моцарта, А. Дворжака, П. Чайковского, А. Глазунова, Д. Шостаковича, Р. Щедрина, Е. Станковича. Диск со Второй и Третьей симфониями Б. Лятошинского был признан компанией ABC «Лучшей мировой записью 1994 года»[3]. Оркестр впервые дал концерты в Австралии, Гонконге, Великобритании.
В конце 1997 года художественным руководителем Национального симфонического оркестра был назначен народный артист Украины Иван Гамкало. В 1999 году главным дирижёром, а с 2000 года художественным руководителем оркестра стал заслуженный деятель искусств Украины, лауреат Национальной премии имени Т. Шевченко Владимир Сиренко[2].
В 1997 и 2010 году оркестр принимал участие в международном фестивале «Сходы до Неба» в Киеве.
Напишите отзыв о статье "Национальный симфонический оркестр Украины"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.umka.com.ua/rus/singer/national-symphony-orchestra-of-ukraine.html Национальный симфонический оркестр Украины] (рус.). Проверено 28 февраля 2011. [www.webcitation.org/69L78gWZL Архивировано из первоисточника 22 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 [www.answers.com/topic/national-symphony-orchestra-of-ukraine National Symphony Orchestra of Ukraine] (англ.). Проверено 12 марта 2011. [www.webcitation.org/69L79UBrw Архивировано из первоисточника 22 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [nsou.com.ua/history.html История оркестра] (укр.). Проверено 5 марта 2011. [www.webcitation.org/69L7ABzxn Архивировано из первоисточника 22 июля 2012].
- ↑ «Советское искусство», 12 января 1949.
Ссылки
- [nsou.com.ua/ Официальный сайт оркестра]
- [www.allmusic.com/artist/national-symphony-orchestra-of-ukraine-q42297 Национальный симфонический оркестр Украины] на сайте Allmusic
Отрывок, характеризующий Национальный симфонический оркестр Украины
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
