Немецкий ультиматум Литве
Поделись знанием:
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
Немецкий ультиматум Литве — устный ультиматум, предъявленный министру иностранных дел Литвы Юозасу Урбшису министром иностранных дел Третьего рейха Иоахимом фон Риббентропом 20 марта 1939 года.
Германия требовала, чтобы Литва уступила ей Клайпедский край (Мемельланд), отделённый от Германии по итогам Первой мировой войны[1]. В противном случае вермахт был готов к вторжению[2].
В течение нескольких лет давление на Литву со стороны Германии возрастало, велась профашистская пропаганда, продолжалась экспансия Третьего рейха, и выставленное требование было ожидаемым. Ультиматум был выставлен через пять дней после немецкой оккупации Чехословакии. Четыре государства, чьи представители подписали в 1924 году Клайпедскую конвенцию, гарантировавшую сохранение статус-кво в регионе, не смогли предложить никакой реальной помощи. Великобритания и Франция следовали «политике умиротворения», а Италия и Япония открыто поддерживали Германию.
Литва была вынуждена принять ультиматум 22 марта[3]. Для Германии Клайпедский край стал последней приобретённой территорией перед началом Второй мировой войны[4]. В Литве его потеря вызвала серьезное ухудшение экономической ситуации и снижение морального духа нации. В Европе ещё больше повысилось предвоенное напряжение.
Экономические изменения
| Промышленность Клайпедского края (1939)[5] | ||
|---|---|---|
| Отрасль | Объём производства, тысяч литов |
Доля в отрасли, %</small> |
| Торфодобыча | 1 272 | 13,3 |
| Металлообработка и машиностроение | 2 377 | 10,6 |
| Химическая промышленность | 7 747 | 36,6 |
| Меховая и кожевенная промышленность | 764 | 4,2 |
| Текстильная промышленность | 28 257 | 44,2 |
| Деревообработка | 20 899 | 53,9 |
| Бумажная промышленность и печать | 20 744 | 57,6 |
| Пищевая промышленность | 27 250 | 21,5 |
| Швейная промышленность | 1 495 | 6,6 |
| Топливо и энергетика | 4 938 | 28,6 |
См. также
- Польский ультиматум Литве (1938)
- Советский ультиматум Литве (1940)
Напишите отзыв о статье "Немецкий ультиматум Литве"
Примечания
- ↑ Gerutis Albertas. Independent Lithuania // Lithuania: 700 Years / Ed. Albertas Gerutis. — 6th. — New York: Manyland Books, 1984. — P. 247–249. — ISBN LCC [catalog.loc.gov/cgi-bin/Pwebrecon.cgi?Search_Arg=75-80057&Search_Code=CALL_&CNT=5 75-80057]0-87141-028-1.
- ↑ Skirius Juozas. [mkp.emokykla.lt/gimtoji/?id=10117 Klaipėdos krašto aneksija 1939–1940 m.] // [mkp.emokykla.lt/gimtoji/ Gimtoji istorija. Nuo 7 iki 12 klasės]. — Vilnius: Elektroninės leidybos namai, 2002. — ISBN 9986-9216-9-4.
- ↑ (1939-03-23) «Text of the Agreement of Memel». New York Times.
- ↑ [germanhistorydocs.ghi-dc.org/map.cfm?map_id=2884 Germany: Territorial Expansion (1935-1939)] (англ.). GHDI. Проверено 22 мая 2015.
- ↑ Sabaliūnas Leonas. Lithuania in Crisis: Nationalism to Communism 1939–1940. — Indiana University Press, 1972. — P. 116–119. — ISBN 0-253-33600-7.
Литература
- Aulis Kallio. Liettuan historia. — Tampere: Jagellonica-kulttuuriyhdistys ry, 2009. — ISBN 978-951-98665-3-6.
- William L. Shirer. Kolmannen valtakunnan nousu ja tuho I. — New York: Simon and Schuster, 1960. — ISBN 951-20-6633-5.
- Saksa valtapolitiikan paitsiossa. Memelin kysymys Weimarin tasavallan ulkopolitiikassa vuoden 1918 vallankumouksesta Memelin-sopimuksen syntyyn kesällä 1924., Ari Mäkiranta, Turun yliopiston humanistinen tiedekunta, historian laitos, yleinen historia.
Ссылки
- [www.freewebs.com/oshistory/baltic/foreign_relations/germany/doc19390102e381.htm Senior Counselor Grundherr to Minister Zechlin. Berlin, January 2, 1939.]
- [www.freewebs.com/oshistory/baltic/foreign_relations/germany/germany.htm Lithuanian, Latvian, Estonian relations with Germany 1937–1939.]
- [www.freewebs.com/oshistory/baltic/foreign_relations/germany/doc19390322eMemel.htm Текст литовско-германского договора]
| ||||||
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья 1939 German ultimatum to Lithuania (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Немецкий ультиматум Литве
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
