Нивола, Алессандро
Поделись знанием:
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
| Алессандро Нивола | |
| Alessandro Nivola | |
| Имя при рождении: |
Алессандро Антине Нивола |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1995-по настоящее время |
Алесса́ндро Ниво́ла (англ. Alessandro Nivola; 28 июня 1972 года, Бостон, Массачусетс) — американский актёр театра, кино и телевидения.
Биография
Алессандро родился в Бостоне, штат Массачусетс, 28 июня 1972 года. Отец будущего актёра — известный политолог Пьетро Сальваторе Нивола, дед — скульптор Константино Нивола. Кроме итальянских у Алессандро имеются немецкие и еврейские корни.
Нивола окончил академию Филипс в Эксетере и имеет диплом Йельского университета.
Карьера
Не успев закончить университет, Алессандро уже дебютировал на театральной сцене.
После колледжа Нивола начал карьеру на Бродвее, играя роль юного любовника героини Хелен Миррен в спектакле «Месяц в деревне» (1995). В 1996 Сандро появился в мини-сериале NBC по мотивам книги Даниэлы Стил «Кольцо». В этом же году Нивола получил роль в нашумевшем боевике «Без лица», где он сыграл шизофреничного параноика, младшего брата персонажа Николаса Кейджа.
В 2002 году Алессандро Нивола был выбран лицом фирмы GAP
Карьера Ниволы в кино развивалась постепенно, без резких взлётов и падений. Несмотря на ряд интересных и заметных киноработ, настоящую популярность ему принёс образ скандального футболиста Гэвина Харриса в спортивной драме «Гол!» (2005) и его продолжении. В 2007 актёр сыграл одну из главных ролей в мини-сериале «Контора», номинированном на Золотой глобус в категории Лучший мини-сериал или фильм на ТВ. В 2008 году Алессандро снялся в роли доктора Пола Фолкнера в фильме ужасов «Глаз» (ремейке одноимённого гонконгского фильма), где его партнершей стала Джессика Альба. В 2009 сыграл в нашумевшей и успешной биографической драме Анн Фонтен о жизни Коко Шанель с участием Одри Тоту.
В последнее время почти каждый год стабильно выходит 1-2 фильма с участием актёра.
Личная жизнь
С 3 января 2003 года женат на знаменитой британской актрисе Эмили Мортимер. У пары двое детей (сын и дочь).
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1996 | ф | Кольцо | The Ring | Ноэль |
| 1996—1998 | с | Вспоминая радио WENN | Remember WENN | Пол Райс |
| 1997 | ф | Выдуманная жизнь Эбботов | Inventing the Abbotts | Питер Ванланинхэм |
| 1997 | ф | Без лица | Face/Off | Полукс Трой |
| 1998 | ф | Я тебя хочу | I Want You | Мартин |
| 1998 | ф | Почти идеальное ограбление | The Almost Perfect Bank Robbery | |
| 1998 | ф | Нарушитель спокойствия | Reach the Rock | Робин |
| 1999 | ф | Лучшие планы | Best Laid Plans | Робин |
| 1999 | ф | Мэнсфилд-парк | Mansfield Park | Генри Кроуфорд |
| 2000 | ф | Тщетные усилия любви | Love's Labour's Lost | король Фердинанд |
| 2000 | ф | Тайм-код | Timecode | Джой-Зи |
| 2001 | ф | Парк Юрского периода 3 | Jurassic Park III | Билли Бреннан |
| 2002 | ф | Лорел Каньон | Laurel Canyon | Иан Макнайт |
| 2002 | ф | Отпечаток | Imprint | Мэтт |
| 2003 | ф | Каролина | Carolina | Альберт Харрис |
| 2004 | ф | Расчёт | The Clearing | Тим Хейс |
| 2005 | ф | Июньский жук | Junebug | Джордж |
| 2005 | ф | Сёстры | The Sisters | Эндрю Прайор |
| 2005 | ф | Путь к себе | Turning Green | букмекер Билл |
| 2005 | ф | Гол! | Goal! | Гэвин Харрис |
| 2006 | ф | Премия Дарвина | The Darwin Awards | Эд Эксе |
| 2007 | ф | Грейс больше нет с нами | Grace Is Gone | Джон Филлипс |
| 2007 | ф | Гол 2: Жизнь как мечта | Goal II: Living the Dream | Гэвин Харрис |
| 2007 | ф | Контора | The Company | Лео Крицки |
| 2007 | ф | Девушка в парке | The Girl in the Park | Крис |
| 2008 | ф | Глаз | The Eye | доктор Пол Фолкнер |
| 2008 | ф | Пять долларов в день | $5 a Day | Ричи Флинн Паркер |
| 2008 | ф | Почему вы любите? | Who Do You Love | Леонард Чесс |
| 2009 | ф | Коко до Шанель | Coco avant Chanel | Артур Капел |
| 2010 | ф | Вопль | Howl | Лютер Николс |
| 2010 | ф | Джэни Джонс | Janie Jones | Итан Брэнд |
| 2012 | ф | Бомба | Ginger & Rosa | Роланд |
| 2013 | ф | Узел дьявола | Devil's Knot | Терри Хоббс |
| 2013 | ф | Афера по-американски | American Hustle | Энтони Амадо |
| 2014 | ф | Самый жестокий год | A Most Violent Year | Питер Форент |
| 2014 | ф | Сельма | Selma | Джон Дор |
| 2015 | ф | Day Out of Days | Лиам | |
| ф | Facing the Wind | |||
| 2016 | ф | Неоновый демон | The Neon Demon | Роберт Сарно |
Награды и номинации
2002 — номинация на премию Независимый дух (Лучшая мужская роль второго плана) — «Лорел Каньон»
Напишите отзыв о статье "Нивола, Алессандро"
Ссылки
- Нивола, Алессандро (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.filmreference.com/film/19/Alessandro-Nivola.html Alessandro Nivola Biography ]
- [www.tvguide.com/celebrities/alessandro-nivola/bio/138750 Alessandro Nivola]
- [www.kinopoisk.ru/name/11658/ Алессандро Нивола ] на сайте КиноПоиск
- [dc.ttk-chita.ru/persona.php?type=show&code=3487 Алессандро Нивола — Magneto]
- [web.archive.org/web/20090617070752/www.vogue.co.uk/news/daily/080815-alessandro-nivola-in-chanel-biopic.aspx Capel In]
Отрывок, характеризующий Нивола, Алессандро
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
