Ниязи, Амир
| Амир Ниязи | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Род войск | |
| Годы службы | |
| Звание | |
| Сражения/войны |
Вторая мировая война |
| Награды и премии |
|
Амир Ниязи (англ. Amir Niazi), полное имя — Амир Абдулла Хан Ниязи. Родился в 1915 году в Лахоре — умер 1 февраля 2004 года в возрасте 89 лет, там же. Один из самых успешных пакистанских военных деятелей, бывший губернатор Восточного Пакистана. Был командиром пакистанских войск в Бангладеш в ходе войны за независимость. 16 декабря 1971 года, Ниязи, в качестве командира пакистанской армии в Восточном Пакистане, подписал документ о капитуляции, после чего война между Индией и Пакистаном была закончена. Эта капитуляция была воспринята в мире как триумф индийских вооружённых сил и унижение Пакистана как региональной державы.
Биография
11 июня 1944 года молодой офицер британской индийской армии, Амир Ниязи был удостоен Военного креста за исключительную храбрость в бою, во время одного из сражений Бирманской кампании. 14-я армия под командованием генерала Уильяма Слима приостановила продвижение японцев в битве при Импхале. Офицера Ниязи британские командиры характеризовали как: мастера застать неприятеля врасплох, отмечали его умение руководить личным составом, сохранять трезвость рассудка во время боя, способность менять тактику по ходу сражения и проводить диверсии.
После обретения независимости Пакистаном, Ниязи имел самое большое количество наград из всех офицеров в пакистанской армии. Когда он был направлен в Восточный Пакистан в апреле 1971 года, генерал Тикка Хан уже приступил к жестокой операции против бенгальских повстанцев. Ниязи осудил эту тактику, так как она была чревата последствиями: начался мятеж среди пакистанских солдат бенгальского происхождения, появилось враждебно настроенное местное население и негативная реакция мировых держав.
Тем не менее, через несколько месяцев войскам, под командованием Амира Ниязи, удалось частично отбить территорию, создавая возможность для политического урегулирования конфликта. Однако поддержка Индией бенгальских повстанцев в итоге вылилась в третью индо-пакистанскую войну. Маленький экспедиционный корпус пакистанских вооружённых сил оказался изолирован от Западного Пакистана, была нехватка оружия и ресурсов, враждебно настроенное местное население, всё это вместе не давало пакистанцам никаких шансов в войне против превосходящих сил Индии. Однако Исламабад принял решение сражаться до конца и отказался от внешней помощи и вмешательства ООН.
У Амира Ниязи не было другого выхода кроме как капитулировать и тем самым спасти жизни, выживших в бойне, пакистанских солдат. После капитуляции, Ниязи провёл два года в качестве военнопленного в Индии, он был последним пакистанских военнослужащим, который пересёк границу после репатриации заключенных. По возвращении в Пакистан, он обнаружил, что в родной стране именно его винят за поражение в войне с Индией. Он обратился в военно-полевой суд, с целью очистить своё имя от позора, но ему отказали в удовлетворении заявления.
Ниязи был с позором выгнан из армии, лишён боевых наград и пенсии. Когда он решил пойти в политику, чтобы быть услышанным — его посадили в тюрьму.
После выхода из тюрьмы, он проживал в Лахоре. Его мемуары, Предательство Восточного Пакистана, были опубликованы в 1998 году.
Ниязи был женат. У него осталось пятеро детей.
Напишите отзыв о статье "Ниязи, Амир"
Ссылки
- [www.timesonline.co.uk/tol/comment/obituaries/article1042752.ece Lieutenant-General A. A. K. Niazi] (англ.)
Отрывок, характеризующий Ниязи, Амир
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
