Ниязмамедов, Тачмамед
| Тачмамед Ниязмамедов | |||
| Дата рождения | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения |
село Джеджирс, Гызыларбатский этрап, Балканский велаят, Туркмения | ||
| Дата смерти | |||
| Место смерти | |||
| Принадлежность | |||
| Род войск | |||
| Годы службы | |||
| Звание |
| ||
| Сражения/войны | |||
| Награды и премии |
| ||
Тачмамед Ниязмамедов (1914—1943) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944), Герой Туркменистана.
Биография
Тачмамед Ниязмамедов родился в 1914 году в селе Джеджирс (ныне — Гызыларбатский этрап Балканского велаята Туркменистана). После окончания педучилища работал сначала учителем, затем директором в школах. В октябре 1941 года Ниязмамедов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С ноября 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны[1].
К сентябрю 1943 года гвардии старший сержант Тачмамед Ниязмамедов был помощником командира пулемётного взвода 3-го эскадрона 60-го гвардейского кавалерийского полка 16-й гвардейской кавалерийской дивизии 7-го гвардейского кавалерийского корпуса Центрального фронта. Отличился во время битвы за Днепр. В ночь с 27 на 28 сентября 1943 года взвод Ниязмамедова переправился через Днепр в районе деревни Нивки Брагинского района Гомельской области Белорусской ССР и принял активное участие в боях за захват и удержание плацдарма на его западном берегу. 30 сентября 1943 года в районе деревни Галки того же района Ниязмамедов во главе пулемётного расчёта отразил немецкую контратаку, только лично уничтожив около 10 солдат и офицеров противника. 14 ноября 1943 года Ниязмамедов погиб в бою. Похоронен в деревне Вышемир Речицкого района Гомельской области Белоруссии[1].
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1944 года за «образцовое выполнение боевого задания командования в борьбе с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» гвардии старший сержант Тачмамед Ниязмамедов посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также посмертно был награждён орденом Ленина. Посмертно удостоен звания «Герой Туркменистана»[1].
В честь Ниязмамедова названы улица в Гызыларбате и школа в селе Чукур Гызыларбатского этрапа, установлен бюст в Гызыларбате[1].
Напишите отзыв о статье "Ниязмамедов, Тачмамед"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4483 Ниязмамедов, Тачмамед]. Сайт «Герои Страны».
Литература
- Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
- Ахмадиев Т. Х. Башкирская гвардейская кавалерийская. Уфа, 1999.
- Ими гордится Туркменистан. — Ашхабад, 1973.
- Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984.
Отрывок, характеризующий Ниязмамедов, Тачмамед
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
