Обратный Флэш

Обратный Флэш (англ. Reverse-Flash) — общий псевдоним нескольких суперзлодеев из комиксов издательства DC Comics. Общей чертой для всех них является использование отрицательно заряженной Силы Скорости (англ. Speed Force) и противостояние супергероям, носившим мантию Флэша.

Биографии персонажей

Конкурент

Конкурент (англ. The Rival) впервые появился в выпуске Flash Comics #104 (февраль 1949). Под его маской скрывается Доктор Эдвард Клэрисс (англ. Dr. Edward Clariss), профессор университета, в котором учится Флэш Золотого века, Джей Гаррик. Он выделяется убеждением, что может воссоздать формулу, которая дала Гаррику Силу Скорости, и назвал эту формулу «Скорость 9» (англ. Velocity 9). Однажды ночью он услышал как Джоан говорила о том, каким образом Флэш поделился Силой Скорости с другим студентом, который помог ему с последней версией формулы. Клэрисс был расстроен тем, что все научные сообщества отказали ему в исследованиях. И, несмотря на то, что он был известен в Европе своими изобретениями, Клэрисс стал преступником. Он носит более темную версию костюма Флэша, использует темные версии его оборудования, а также одалживает его другим злодеям. Однако версия формулы, созданная Конкурентом, имеет временный эффект, и, в конце концов его ловят и заключают в тюрьму.

В JSA #16 (ноябрь 2000), через несколько месяцев после событий, во время которых он впервые появился, Конкурент вновь сражается с Флэшем. Достигнув скорости света, он растворяется в Силе Скорости. Спустя 50 лет после реорганизации Общества Справедливости Америки, Джонни Сорроу возвращает Конкурента из Силы Скорости, своего рода Вальхаллы для погибших спидстеров, плохих и хороших, а также источника их сверхскорости. Сорроу приглашает его в новый состав Общества Несправедливости. Конкурент, сошедший с ума за время, проведенное в Силе Скорости, в порыве безумия устраивает смертельные гонки по всей стране, используя свою суперскорость. Флэш выясняет, что траектория движения Конкурента по буквам выводит имя Клэрисса и что все завершится убийством Джоан, жены Джея Гаррика. Флэш не смог остановить его, когда Конкурент убивает маленького мальчика, но успевает поглотить его силу скорости прежде, чем он доберется до Джоан.

Конкурент снова появляется в выпуске Impulse #88 (сентябрь 2002), притворяясь доктором Джеем Гарриком, так как теперь он представляет чистую энергию Силы Скорости, он захватывает тело помощника Гаррика, спидстера Золотого века Макса Меркурия. После сражения с настоящим Джеем и Импульсом Конкурент все еще владеет телом Макса.

Профессор Зум

Эобард Тоун, болеe известный как Профессор Зум, впервые был показан в выпуске The Flash #139 (сентябрь 1963). Первоначально он был представлен как преступник из XXV века, который нашел временную капсулу, в которой находился костюм Флэша Серебряного века. Имея возможность при помощи особой машины в капсуле усиливать Силу Скорости в костюме, он смог использовать способности Флэша, пока носит этот костюм. В процессе зарядки цвета костюма изменились на противоположные: основной цвет костюма стал желтым, цвет ботинок и выступающей эмблемы молнии изменился на красный, а круг вокруг эмблемы молнии из белого превратился в чёрный. Впоследствии Эобард Тоун использует Силу Скорости костюма, чтобы совершать преступления. Вскоре Флэш перемещается в XXV век, так как выясняет, что из-за процедуры зарядки атомные часы капсулы в скором времени превратятся в атомную бомбу. Он победил Тоуна, тогда Обратного Флэша, вызвав уничтожение особого поля, защищающего тело Тоуна от трения и помешав бомбе взорваться. Несмотря на повреждения костюма, Профессор Зум еще в состоянии отомстить Флэшу. Знание о второй личности Флэша позволяет ему найти и убить жену Барри, Айрис. После того, как она отказалась выйти за него замуж, Тоун при помощи вибрации помещает свою руку в её череп, тем самым убив её. Позднее, когда Профессор Зум попытался убить новую невесту Барри, Фиону, Барри Аллен ломает злодею шею.

После выхода в 1985 году серии Crisis on Infinite Earths DC обновила основной канон, запустив новую непрерывность. Профессор Зум оказался среди персонажей, которые подверглись пересмотру и впоследствии вернулись в канон. Согласно сюжетной линии «Возвращение Барри Аллена», описанной в выпусках The Flash (vol. 2) #74-79, Тоун теперь начинал как большой поклонник Флэша. С целью быть похожим на своего кумира, он скопировал ту самую электрохимическую ванну, какая дала сверхскорость Барри, и путём пластической операции сделал свою внешность похожей на внешность Барри. Однако, после изменения внешности, он решил увидеть настоящего Флэша, для чего решил отправиться в прошлое, используя Космическую беговую дорожку — устройство для перемещения во времени для спидстеров. Однако разум Тоуна дрогнул, когда он понял, что ему предназначено быть злодеем. Проблема была в том, что хотя имя самого известного противника Флэша не было известно в прошлом, оно было прекрасно известно в XXV веке. Разум Зума — уже итак дезориентированный Космической дорожкой — изменился. Прибыв спустя годы после требуемой точки назначения, он, в поисках спасения, начинает считать себя Барри Алленом. Однако был показан его истинный, более агрессивный характер. «Барри» нападает на Централ-сити из «чувства мести» к тем, кто «забыл его», но Уолли Уэст побеждает его, вернув Тоуна назад в будущее. Хотя у него не осталось никаких воспоминаний о путешествии, Тоун почувствовал себя «тем, чье доверие предал» Барри и всей душой возненавидел Барри. Тоун начал путешествовать во времени в поисках мести Флэшу и использовать знания «истории» в своих интересах.

Профессор Зум возвращается в качестве главного злодея в событиях мини-серии Flash: Rebirth. Зум утверждает, что скоро снова воскреснет, ссылаясь на события Темнейшей ночи. В этой мини-серии, Зум не только сообщает о том, что путешествует назад во времени, но и о том, что с самого начала планировал вернуть Барри из Силы Скорости. Однажды Зум попытался предотвратить превращение Барри во Флэша, надеясь на то, что молния поразит самого Тоуна. В конечном счете план удался лишь наполовину: молния поражает Зума, проходит через его тело и попадает в Барри, превращая того во Флэша. Он объясняет это тем, что стать Флэшем — судьба Барри, потому что без этого не появился бы и Обратный Флэш. Он стер из реальности лучшего друга Барри и подставил отца Барри, убив его жену. Также он стоит за образованием реальности, описанной в сюжетной линии Flashpoint, а также дразнит Барри, который не утратил воспоминаний об основной реальности, поместив в его кольцо костюм Обратного Флэша. Тоун на краткое время появляется в выпуске Flashpoint #1, где говорит Норе Аллен, что рад видеть её снова живой. Далее он снова возвращается в выпуске Flashpoint #4, где сражается с Флэшем после того, как убил Билли Бэтсона. В этом бою он сообщает Барри, что на самом деле произошло. Барри отправился в прошлое, чтобы предотвратить убийство Зумом Норы Аллен, его матери, и поглотил Силу Скорости обоих спидстеров. В результате вся история преобразилась. Тоун перезагружает память Барри, позволив вспомнить случившееся. он также говорит, что является парадоксом, так как продолжает существовать в реальности, где нет Флэша, а следовательно он может без последствий для себя убить Барри. Однако на него сзади нападает Томас Уэйн, который в этой реальности является Бэтменом, и, очевидно, убивает его. Позже основная реальность была восстановлена с небольшими изменениями.

Зум

Хантер Золомон, он же Зум, впервые появляется в выпуске The Flash: Secret Files & Origins #3.

Переехав в Кистоун-сити, Хантер Золомон стал работать в качестве профайлера в Департаменте по Борьбе с Угрозой Металюдей. Данная профессия предполагала постоянный контакт с Флэшем (Уолли Уэст) и вскоре оба стали хорошими друзьями. Проницательность Золомона часто помогала решать самые запутанные дела, но он часто злился на то, что застрял за бумажной работой.

Он был серьезно ранен после нападения Гориллы Гродда, в результате чего он оказался парализован ниже пояса. Он попросил Уэста использовать Космическую дорожку, находящуюся в Музее Флэша, чтобы вернуться в прошлое и исправить это. Уолли отказал ему, мотивируя это тем, что не хочет вмешиваться во временной континуум. Тогда Золомон сам проникает в музей и пытается использовать Космическую дорожку. Однако вызванный взрыв, уничтожив Музей (а также здравый смысл Золомона), разорвал связь Хантера с временной линией. В его распоряжении оказалась сила менять свою временную линию, воспроизводя эффект суперскорости.

Золомон пришел к выводу, что Уэст не мог помочь, потому что, в отличие от своего предшественника, Барри Аллена, не перенес личную трагедию. Он решает, что если станет новым Зумом и убьет жену Уэста (Линду Парк), то Флэш станет намного героичнее.

В отличие от других спидстеров, Золомон не использует Силу Скорости, а черпает свою силу из изменений скорости своего временного потока. Поэтому он кажется более быстрым и неуловим, чем Флэш. Это передано при помощи его речи, которая в разное время произносится с разной, практически произвольной скоростью. Его фирменным нападением является захват пальцев, которые создает взрывную волну в пространстве и времени. Он использует этот трюк, чтобы вызвать у Линды выкидыш.

Битва, гибель его нерожденных детей, а также постоянно растущее отчаяние Линды стали слишком большим стрессом для Уолли и он обращается за помощью к Спектру (тогда им был дух Хэла Джордана), чтобы стереть у всех жителей (включая его самого) планеты память о секретной личности Флэша. Однако данная процедура не затронула Зума и он вернулся довершить начатое, но попал в ловушку времени, когда, объединив силы с Профессором Зумом, он попытался вернуть Уэсту болезненные воспоминания о выкидыше Линды. Объединившись с Гепардой, он начал влиять на Лигу Справедливости, но продолжил говорить, что его единственная цель — «сделать Флэша лучше». Он поступает на службу к злодею Пересмешнику (позже оказавшемуся замаскированным Лексом Лютором) и был ответственен за изуродование супергероя Вреда.

Далее последовал краткий «союз» с Айрис Уэст, которая пыталась спасти Флэша — тогда уже Барта Аллена — от неминуемой катастрофы. Зум пытался включить в этот союз и Инерцию как своего помощника. Однако, несмотря на то, что Зум восстановил силы Инерции, дав доступ к собственным, Инерция подключился к Зуму, заявив, что он всего лишь хотел заставить героев пострадать, чего и сам Зум хотел, чтобы сделать их лучше, и превратил Зума обратно в бессильного Хантера Золомона.

Данная версия Зума не появляется в восстановленной после событий Flashpoint реальности.

Инерция

Тадеуш Тоун (англ. Thaddeus Thawne), также известный как Инерция (англ. Inertia), впервые появился в выпуске Impulse #51, созданном Тоддом ДеЗаго и Майком Веринго.

Инерция — клон Барта Аллена. Первоначально он противостоял Аллену, когда тот еще носил мантию Импульса. Впоследствии он снова стал его противником, когда, спустя пять лет после событий Infinite Crisis, Барт надел мантию Флэша. Инерция косвенно стал причиной смерти Барта, и когда Уолли Уэст вернулся к карьере супергероя, он отомстил Инерции, парализовав его тело и поместив в качестве статуи в Музей Флэша. Во время событий Final Crisis: Rogues' Revenge он был освобожден Либрой и Зумом, чтобы заставить Негодяев присоединиться к Тайному обществу Суперзлодеев. Инерция крадет сверхсилы Зума, называет себя Кид-Зумом и, в конце концов, погибает от рук Негодяев, которые обвинили его в том, что он заставил их убить Барта Аллена.

Когда пошли обсуждения насчет того, кто же является автором персонажа Инерции, Итан Ван Сивер написал, что с вероятностью пять процентов создателем является он. Из оставшихся 95 % вероятности двадцать он отдал Майку Веринго, двадцать пять — Гранту Моррисону, а пятьдесят — Тодду ДеЗаго. Также он отметил, что образ Инерции, по сути является инверсией образа Импульса, также как Обратный Флэш является инверсией образа Флэша. Это соответствует изначальной роли персонажа, своего рода «Обратного Импульса», который противостоит главному герою, Импульсу.

Первоначально Инерция появлялся довольно редко. Предпосылки для его появления были в выпуске Impulse #50: «First Fool’s» (июль 1999), а личное появление произошло в выпуске #51: «It’s All Relative» (август 1999). Наибольшее развитие персонаж получил в выпуске #53: «Threats» (октябрь 1999), после чего персонаж за несколько последующих лет издания серии появился только в двух выпусках: Impulse #62 (июль 2000) и #69 (ноябрь 2000).

В середине 2000-х Инерция начал регулярно появляться на страницах комиксов, главным образом потому, что его главный противник, Барт Аллен, принял мантию Флэша. Его возвращение случилось в выпуске The Flash: The Fastest Man Alive #5: «Lightning in a Bottle, Part 5» (декабрь 2006), где он выступил в качестве главного антагониста.

Помимо его появлений в сериях комиксов о Флэше, он регулярно появлялся в серии Teen Titans (vol. 3). Главные герои серии, Юные Титаны, рассматривали Инерцию как члена противоборствующей команды, Титанов Востока. Сюжетная арка с участием Инерции печаталась с выпуска Teen Titans (vol. 3) #43 (январь 2007) и завершилась в выпуске Teen Titans (vol. 3) #46 (апрель 2007).

Несмотря на то, что Инерция является клоном Барта Аллена, он прежде всего спидстер. За ним не замечено других способностей, связанных со скоростью — например, устойчивости Барта к изменениям в потоке времени. В течение некоторого времени после событий Бесконечного Кризиса Инерция был вне Силы Скорости из-за мести Уолли Уэста за участие в смерти Барта Аллена. Из-за этого он делает себе укол «Скорости 9», вещества, теперь дававшего ему сверхскорость и известного своей нестабильностью. Однако версия «Скорости 9», изготовленная Дезстроуком, как казалось, не имеет существенных негативных побочных эффектов. Впоследствии, он получает доступ к силам Зума, превращаясь в раздражающего всех Кид-Зума. После того, как он лишает Зума всех сил, превращая его обратно в Хантера Золомона, Инерция погибает в результате совместных усилий Негодяев.

Дэниэл Уэст

Дэниэл Уэст впервые появляется в выпуске Flash #23 (после перезапуска в рамках New 52), где он носит черно-красный костюм, в противоположность желто-красному костюму предыдущих Обратных Флэшей. Позднее он будет раскрыт как брат Айрис Уэст, получивший свои способности в результате причудливой комбинации нападения Негодяев и инцидента, активировавшего Силу Скорости в нескольких людях. Первоначально он желал помочь Барту. После, в данной непрерывности, он стал виновником перелома позвоночника своего отца и его паралича, а также поссорился с Айрис, и в данный момент ищет способ вернуться в прошлое и убить отца до того, как произойдет инцидент, с целью изменить течение времени и вернуть благосклонность Айрис.

В то время как предыдущие Обратные Флэши носили лишь костюм, Дэниэл Уэст надевал броню, которой он смог управлять и которая была сделана из шрапнели взорвавшегося в результате воздействия Силы Скорости монорельса, что и дало ему его возможности.

Версия Tangent Comics

В рельности, созданной импринтом DC под названием Tangent Comics, существует Обратная Флэш — злой голографический дупликат Лии Нельсон (Флэш в этой реальности), созданный неизвестной зловещей правительственной организацией. Она стояла за попыткой отрицательной ионизации энергии, чтобы разрушить основанную на световых волнах способность Флэш. Однако способность Флэш оказалась сильнее и в результате Обратная Флэш была уничтожена. Эта версия появилась только в одном выпуске, Tangent Comics: The Flash (декабрь 1997)

Вне комиксов

Телевидение

• В телесериале 1990 года «Флэш» имеется несколько отсылок к Обратному Флэшу. В эпизоде «Done With Mirrors», расследуя дело Магистра Зеркал, Барри временно берет псевдоним «Профессор Зум». В эпизоде «Twin Streaks» ученые создают клон Барри, которого называют Поллукс (англ. Pollux). Несмотря на то, что этот персонаж в синем костюме отсылает к Обратному Флэшу, он не связан ни с одним из известных версий суперзлодея, а, вместо этого, больше напоминает Бизарро и ему недостает настоящей злобы, вместо которой в его действиях и помыслах проступает детская наивность.
• В эпизоде мультсериала «Лига Справедливости без границ» «Divided We Fall» Лекс Лютор/Брейниак создает роботов, копирующих Властелинов Справедливости, деспотичных двойников Лиги Справедливости из параллельного измерения. Так как Флэш той реальности умер до того, как сформировались Властелины Справедливости, Лютор/Брейниак создает его дубликат (озвученный Майклом Розенбаумом) носящим красное-на-желтом, подобно Обратному Флэшу, и в битве с Флэшем (Уолли Уэстом) ведущим себя как Зум.
• Обратный Флэш появился в пародийном мультсериале «Робоцып», в эпизоде «Losin' the Wobble», где его озвучил Сет Грин. Он грабит банк, в то время как Флэш, Супермен и Чудо-женщина стоят и обсуждают «недостатки» своих злых версий, Бизарро и Негативной Чудо-женщины, после того, как Флэш пожаловался на Обратного Флэша. Также в специальном эпизоде этого же мультсериала Robot Chicken DC Comics Special 2: Villains in Paradise его можно заметить среди членов Легиона Тьмы.
• Первое полноценное появление Обратного Флэша, в версии Профессора Зума, состоялось в эпизоде «Реквием для Алого Гонщика» мультсериала "Бэтмен: Отважный и смелый, где его озвучил звезда телесериала 1990 года «Флэш» Джон Уэсли Шипп. Эпизод является своего рода аллюзией на события Кризиса на Бесконечных Землях. За два года до событий эпизода Флэш и Профессор Зум разогнались до скорости света и оба попали в XXV столетия. Там Зум поместил Флэша в особую машину, которая высасывает Силу Скорости и передает её и связанные с ней способности на браслеты, делающие воинов Зума и его самого очень быстрыми, что позволило Зуму стать правителем мира. Однако Бэтмен, Кид-Флэш Уолли Уэст и Флэш Джей Гаррик прибывают вслед за Флэшем и начинают битву с Зумом, во время которой Бэтмен обретает скорость, Джей и Кид-Флэш попадают в ловушку машины, а Флэш оборона освобождается. В конце концов, при помощи хитрости Флэш побеждает Профессора Зума и возвращается со всеми обратно в настоящее, где его заждались злодеи.

• В телесериале 2014 года «Флэш» появляется обратный Флэш в версии Профессора Зума: Эобард Тоун (его роль сыграл Том Кавана), живущий под псевдонимом Доктор Харрисон Уэллс и являющийся главой Лаборатории СТАР, выступает в качестве наставника для Барри, только начинающего карьеру Флэша, и является главным антагонистом первого сезона. Это воплощение Обратного Флэша носит костюм, основной цвет которого — желтый, как и у Обратного Флэша, однако ноги и кисти с предплечьями рук затемнены черной краской, и он испускает красную молнию, когда бежит. У него есть Сила Скорости, излучающая красный цвет каждый раз, когда он использует свои возможности, но эти возможности имеют временный эффект, так как они нестабильны и вынуждают его заряжаться от тахионного ускорителя, украденного у Тины МакГи, директора Mercury Labs. Флэшбеки на протяжении всего сезона, показывающие детство Барри, показывают, что Профессор Зум убил Нору Аллен, мать Барри, вонзив ей нож в сердце, пока боролся со взрослым Барри из будущего. Спустя четырнадцать лет, во время основных событий сериала, он снова появляется и крадет улики по расследованию этого убийства у детектива Джо Уэста, который помогает Барри оправдать его отца, и угрожает Джо, что убьёт Айрис, если расследование не прекратится. Позже он появляется лично, где вступает в бой с Флэшем и полицией, но легко побеждает их. Тесты крови, проведенные Циско, не смогли доказать, что Уэллс — Обратный Флэш, убивший Нору Аллен. В эпизоде Fallout он похищает генерала Эйлинга и открывает своё лицо, подтверждая, что он Харрисон Уэллс, после чего Эйлинга забирает Горилла Гродд созданный Уэллсом и Эйлингом, который при помощью телепатии заставляет Эйлинга совершить попытку ограбления инкассаторов. В следующем эпизоде, Out Of Time, он называет Циско своё имя — Эобард Тоун — и признается в убийстве Норы Аллен при попытке убить маленького Барри. После этого он убивает Циско, но случайный возврат Барри на день назад во времени отменяет это событие и раскрытие Тоуном своей личности. Однако Барри после этого начинает подозревать Уэллса.

Фильм

• Профессор Зум, как версия обратного Флэша, является главным антагонистом полнометражного анимационного фильма «Лига справедливости: Парадокс источника конфликта», в котором он говорит голосом Си Томаса Хауэлла. Также в фильме появляется Инерция, который на тот момент парализован и находится в Музее Флэша.

Видеоигры

• Зум появляется в качестве босса четвертого уровня в игре для платформ Game Boy Advance и Nintendo DS, носящей название Justice League Heroes: The Flash
• Зум появляется в качестве мини-босса в игре DC Universe Online, где является противником игрока вместе с Гориллой Гроддом. Также он появляется как мировой босс, бродящий по Централ-сити, на дополнительном уровне «Удары молний».
• Облик Профессора Зума в костюме Чёрного Фонаря доступен в качестве альтернативного скина для Флэша (Барри Аллена) в игре жанра файтинг Injustice: Gods Among Us.
• Профессора Зума можно выбрать в качестве игрового персонажа в игре Lego Batman 3: Beyond Gotham

См. также

• Список врагов Флэша

Ссылки

• [www.fourthhorsemanpress.com/Flash/ Crimson Lightning] — онлайн-ссылка к комиксам о приключениях Флэша
• Justice League Unlimited (англ.) на сайте Internet Movie Database
• The Flash (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Обратный Флэш

– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.