Обучение обезьян речи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Обучение обезьян речи (раньше также Феномен «говорящих» обезьян) — процесс обучения больших человекообразных обезьян (шимпанзе, горилл и орангутанов) активному использованию языка жестов и/или других видов речи.





Предыстория

С давних пор предпринимались попытки научить обезьян говорить на языке человека, но все они заканчивались неудачей. Лишь в 1916 году Уильяму Ферниссу удалось ценой большого терпения научить орангутана произносить и правильно употреблять слова «папа» (dad) и «чашка» (cup). Фернисс отметил, что обезьяны, издавая привычные для них звуки, не пользуются языком и губами, а выученные орангутаном слова не требуют точного управления движениями языка и губ[1].

Тот факт, что во всех остальных отношениях шимпанзе восприимчивы и быстро обучаются, способствовал ещё большему укоренению мнения, согласно которому именно язык определяет наиболее существенные различия между человеком и животными.

В 50-х годах было проведено широкое сравнительное изучение способностей к решению различных логических задач у шимпанзе по кличке Вики, с одной стороны, и у нескольких детей, с другой. Вики продемонстрировала, что по уровню интеллектуального развития она может успешно соперничать со своими сверстниками-детьми. Но Вики с трудом научилась уверенно произносить четыре слова[2]:85. Эту неудачу можно объяснить двояко:

  • Вики обладала бо́льшими лингвистическими способностями, чем могло показаться, но их проявлению мешало неподходящее строение голосового аппарата;
  • Мозг Вики не содержал необходимых структур, как он, например, не содержал структур, отвечающих за математику: Вики испытывала затруднения при различении пяти и шести предметов и т. п. Хотя известно[3], что индейцы пираха тоже испытывают подобные затруднения, ибо в их языке (пирахан) есть лишь два слова со значением количества: «мало» и «много», но нет числительных.

Однако воспитатель обезьяны Кейт Хейз, учёные и общественность склонились ко второму выводу.

Жестикулирующие шимпанзе

Некоторые эксперименты по обучению обезьян языку
Имя исследователя Имя животного Язык
Аллен и Беатрис
Гарднеры
Уошо (шимпанзе) Язык глухонемых (Амслен)
Дэвид Примак
и Энн Джеймс Примак
Сара (шимпанзе), Элизабет, Пиони Оригинальный (использовались фигурные жетоны для обозначения слов английского языка)
Дьюэйн Румбо
(англ. Duane Rumbaugh)
Лана (шимпанзе Специально разработанный
искусственный язык
на основе лексиграмм
Франсина Паттерсон Коко (горилла) язык жестов (около тысячи знаков[4])
Лин Майлс
(Lyn Miles)
Чантек (орангутан) язык жестов (разговорный американский английский)

Американские психологи Аллен и Беатриса Гарднеры, смотря научный фильм, снятый про Вики[2]:85[Комм. 1], обратили внимание на то, что каждое своё слово она сопровождает выразительным жестом, так, что её можно было понять, отключив звук. В это время стали поступать сведения, что для диких шимпанзе жесты — важное средство коммуникации. Это побудило Гарднеров к выводу, что исследовать лингвистические способности шимпанзе лучше с помощью жестов.

В 1966 году Гарднеры приобрели молодую самку шимпанзе по кличке Уошо с целью научить её говорить на американском языке глухонемых — амслене. Амслен был выбран потому, что является хорошо изученным языком, кроме того, возникала возможность сравнивать развитие шимпанзе и глухонемых детей.

Уошо показывали какой-либо предмет или действие, а затем складывали её пальцы в соответствующий жест, вызывая в её сознании ассоциативную связь. Уже выучив восемь знаков, Уошо начала их комбинировать. Ещё в начале обучения она продемонстрировала понимание знаков: она узнавала изображение на картинке не хуже самого предмета, отличала маленькое изображение взрослого человека от изображения ребёнка и т. п. Уошо активно использовала знаки для общения с людьми и достижении своих целей. За три года она выучила 85 слов, а через пять лет с начала обучения она знала уже 160 слов[2]:86.

К 1972 году в Оклахомском институте изучения приматов уже с десяток шимпанзе были обучены амслену.

Эксперименты показали, что шимпанзе, бонобо и гориллы обладают символическим мышлением и легко пользуются принципом обобщения, применяя знакомые жесты в новых ситуациях. Человекообразные обезьяны способны употреблять слова в переносном смысле, владеют метафорами. Они могут создавать новые понятия, комбинируя известные слова, например: «туалет» — «грязный хороший»; «зажигалка» — «бутылка спичка».

Основное развитие речи и интеллекта говорящих обезьян происходит, как правило, в первые годы жизни — чаще всего обезьяны доходят в развитии речи до уровня двух-трехлетнего ребенка. Вырастая, они во многом остаются подобны детям, по-детски реагируют на жизненные ситуации и предпочитают игры всем другим способам времяпрепровождения. Обезьяны обладают также чувством юмора.

Описан случай, когда обученная языку знаков самка бонобо сама обучила своего детеныша вместо человека-экспериментатора. В эксперименте, проведенном Фондом исследования больших человекообразных обезьян (США), знаменитого самца Канзи удалось научить понимать на слух около 3000 английских слов и активно употреблять более чем 500 слов при помощи клавиатуры с лексиграммами (геометрическими знаками)[5]. Это позволяет говорить о бонобо как о самом интеллектуальном виде приматов, конечно, после человека.

Критика

Позиция критиков сильно зависит от их определения того, что именно представляет собой человеческий язык, а этот вопрос не имеет однозначного ответа в современной науке[6].

Практически с самого начала опытов, версия о способности обезьян к языку встречала критику. Один из руководителей проекта «Ним» Герберт Террес в 1979 году опубликовал резонансные работы, в которых утверждал, что обезьяны произвольно повторяют жесты, недавно использованные в речи собеседника[7][8]. В дальнейшем отчёт Терреса был подробным образом проверен, а его аргументация неоднократно оспаривалась в научных дискуссиях, в том числе Э. Бернстайном и Т. Кентом. Существует мнение, что некоторая критика конкретных работ, провозглашавших способность обезьян усваивать язык, имела основания, но её нельзя распространять на всю совокупность таких работ. Позиция Терреса укоренилась в общественном сознании благодаря широкому цитированию в научной прессе и освещению в средствах массовой информации и нашла отражение в публицистических произведениях[6]. Из современных публикаций, критикующих скептицизм Терреса в отношении феномена говорящих обезьян, влиятельной считается статья философа Питера Сингера[9]. Сингер, вслед за Дж. Пуллумом[10], полагает, что шимпанзе Ним действительно не овладел языком, но что это было связано не с неспособностью обезьян усваивать язык, а с неправильным и недостаточно старательным обучением. В свою очередь, позиция Сингера подверглась критике со стороны М. Сейденберга, который, соглашаясь с тем, что Ним испытывал недостаток персонального внимания, утверждает, что обезьяна получала достаточное языковое обучение[11].

В литературе встречаются утверждения, будто Террес больше не принимал участия в дискуссиях[6], однако несколько раз он публиковал ответы на критику[12][13], высказывал своё мнение в прессе[14] и до сих пор придерживается того взгляда, что обезьяны не способны овладеть языком[15].

С критикой гипотезы о языковых способностях обезьян выступали в научной и популярной литературе лингвисты Ноам Хомский и Стивен Пинкер[16][17], зоопсихологи[нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[18], биологи-этологи[нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[19][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[20]. Критики указывали не только на явную неспособность обезьян строить предложения, но и на значительно более слабую, чем у людей, возможность запоминать слова: отмечалось, что по самым оптимистичным заявлениям обезьяны способны довести свой словарный запас примерно до сотни слов, в то время как дети к 5 годам знают около 2 тысяч слов[21]. Некоторые из возражений критиков, в свою очередь, опровергались другими авторами.[6] В том числе, критиковалась претензия к тому, что при обучении обезьян им давали жестовые и иные подсказки: после ключевого скептического отчёта Терреса с соавторами, исследователи специально старались минимизировать подсказки, дающиеся обезьянам, хотя есть основания считать, что и в обучении людей языку такие подсказки играют значительную роль[21].

После 1979 года финансирование исследований феномена говорящих обезьян было резко сокращено. Но несмотря на скептическое отношение к гипотетическому феномену, распространённое в науке, вопрос способности обезьян усваивать язык окончательно не закрыт: ряд учёных придерживается мнения, что обезьян можно научить говорить, и немногочисленные исследования продолжаются, давая, в том числе, оптимистичные результаты[22].

См. также

Напишите отзыв о статье "Обучение обезьян речи"

Комментарии

  1. Вероятно, имеется в виду 12-минутный фильм 1950 года Кэтрин и Кейта Хейс (Catherine Hayes, Keith Hayes) под названием Vocalization and Speech in Chimpanzees, см. его описание на английском языке в следующем источнике: (1973) «Primate communication and language». American Anthropologist 75 (6): 2023-2024. DOI:10.1525/aa.1973.75.6.02a01960.

Примечания

  1. Юджин Линден. Обезьяны, человек и язык / Пер. с англ. Е. П. Крюковой. М.: Издательство «Мир», 1981.
  2. 1 2 3 Сергеев Б. Ф. Высшая форма организованной материи: Рассказы о мозге: Книга для внеклассного чтения учащихся 8—10 классов средней школы. — М.: Просвещение, 1987. — (Мир знаний). — 100 000 экз.
  3. М. Бурас, М. Кронгауз. Жизнь и судьба гипотезы лингвистической относительности Журнал «Наука и жизнь» № 8, 2011
  4. [www.koko.org/world/signlanguage.html Learn to Sign with Koko] англ.
  5. [www.greatapetrust.org/about-the-trust/meet-our-apes/kanzi Great Ape Trust | Meet Our Apes, bonobos, oragutans, Kanzi, Panbanisha, Elikya, Teco, Nyota, Maisha, Matata, Rocky, Allie]
  6. 1 2 3 4 Зорина, Смирнова, 2006.
  7. H. S. Terrace, L. A. Petitto, R. J. Sanders, T. G. Bever, [petitto.gallaudet.edu/~petitto/archive/Science1979.pdf Can an ape create a sentence?], Science, 206(4421), 1979, pp. 891—902
  8. H. Terrace, Nim, A Chimpanzee Who Learned Sign Language. New York: Columbia University Press, 1979
  9. P. Singer, [www.nybooks.com/blogs/nyrblog/2011/aug/18/troubled-life-nim-chimpsky/ The Troubled Life of Nim Chimpsky], 2011
  10. G. K. Pullum, [languagelog.ldc.upenn.edu/nll/?p=3369 Nim: the unproject], 2011
  11. M. Seidenberg, [languagelog.ldc.upenn.edu/nll/?p=3390 Seidenberg on Singer and Nim], 2011
  12. H. S. Terrace, In the beginning was the «name», American Psychologist, 40, 1985, pp. 1011—1028.
  13. H. S. Terrace, In the beginning was the «name»: Reply to Bernstein and Kent, American Psychologist, 42(3), 1987, p. 273.
  14. Ряд научных публикаций разных авторов ссылаются на высказывания Терреса в Clever Kanzi, 1990, однако возможно, имеется в виду Clever Kanzi, 1991
  15. [www.nybooks.com/articles/archives/2011/nov/24/can-chimps-converse-exchange/?pagination=false#fnr-2 Can Chimps Converse?: An Exchange], 2011
  16. Noam Chomsky interviewed by Matt Aames Cucchiar, [www.chomsky.info/interviews/2007----.htm On the Myth of Ape Language], 2007/08
  17. С. Пинкер, Язык как инстинкт, гл. 11 «Большой взрыв. Эволюция языка»
  18. К. Э. Фабри, Основы зоопсихологии, М.: Российское психологическое общество, 1999
  19. Д. Мак-Фарленд, Поведение животных, М.: Мир, 1988
  20. Е. Н. Панов, Знаки, символы, языки, М.: Знание, 1983
  21. 1 2 M. D. Hixson, [www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC2748629/pdf/anverbbehav00030-0019.pdf Ape language research: A review and behavioral perspective], Anal Verbal Behav., 15, 1998, pp. 17-39.
  22. Jon Cohen, [www.sciencemag.org/content/328/5974/38.short Boxed About the Ears, Ape Language Research Field Is Still Standing], Science, 328(5974), 2010, pp. 38-39

Литература

Ссылки

  • [postnauka.ru/books/506 Автограф | «О чём рассказали „говорящие“ обезьяны»] — ПостНаука

Отрывок, характеризующий Обучение обезьян речи

– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.