Одинцов, Сергей Иванович

Сергей Иванович Одинцов
Дата рождения	2 (14) июля 1874(1874-07-14)
Дата смерти	1920(1920)
Принадлежность	Российская империя Российская империя → РСФСР РСФСР
Род войск	кавалерия
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Русско-японская война Первая мировая война Гражданская война
Награды и премии

Сергей Иванович Одинцов (2 [14] июля 1874 — 1920) — русский и советский военачальник.

Биография

Православный. Из дворян. Военное образование получил в Алексеевском кадетском корпусе и Николаевском кавалерийском училище. Выпущен в 36-й драгунский (позже 12-й гусарский) Ахтырский полк (12.08.1895). Корнет (1895). Поручик (1898). Штабс-ротмистр (1900).

В 1902 году окончил Николаевскую академию генштаба по первому разряду. Был прикомандирован к Офицерской кавалерийской школе для изучения тех. стороны кавалерийского дела (02.10.1902-29.09.1903). Отбывал цензовое командование эскадроном при 36-м драгунском Ахтырском полку (27.10.1903-21.02.1904).

Участник русско-японской войны. Выбрался из осажденного Порт-Артура с донесением в штаб Манчжурской Армии. Награждён Золотым оружием. С 18 февраля 1904 — обер-офицер для особых поручений при штабе 3-го Сибирского армейского корпуса. С 5 августа 1905 — обер-офицер для делопроизводства и поручений управления генерал-квартирмейстера при ГК на Дальнем Востоке.

Помощник делопроизводителя ГУГШ. Подполковник (1907). Полковник (1911). Увлекался воздухоплаванием, совершал полёты на воздушных шарах. В мае 1911 — ноябре 1912 начальник Офицерской школы авиации в Севастополе. Отстранён за разглашение сведений о предстоящем расширении территории школы, что привело к скупке предполагавшейся под расширение земли заинтересованными лицами.

С 1911 сотрудник редакции «Военной энциклопедии».

Первая мировая война

Начальник штаба 3-й Кавказской казачьей дивизии (назн. 01.11.1912; утв. 08.03.1914). В годы Первой мировой войны командовал Приморским драгунским полком (с 24.07.1915). C 24 октября 1916 — начальник штаба Заамурской конной дивизии. С 16 апреля 1917 — командующий 3-й Кавказской кавалерийской дивизией.

По мнению Петра Николаевича Врангеля, командовавшего полком в одной бригаде с Одинцовым:

Это был храбрый и толковый начальник, но нравственности низкой — сухой и беспринципный, эгоист, не брезговавший ничем ради карьеры.

Во время Корниловского выступления Одинцов на собрании комитета дивизии выступил уклончиво, не поддержав открыто ни Корнилова ни Керенского, сказав: «Я — как мои дети, как мои казаки».

Революция и Гражданская война

После Октябрьской революции одним из первых начал сотрудничать с большевиками. Прибыв в Ставку как представитель большевистского главковерха Крыленко, предложил генералу Духонину сдать пост. Одинцову принадлежит немалая заслуга в том, что Ставка перешла под контроль Советской власти без какого-либо сопротивления.

Вскоре после революции обратился в только что созданный Наркоминдел с предложением создать комиссию из военных специалистов, чтобы оказать содействие Наркоминделу в разработке военно-технических вопросов, касающихся перемирия с Германией. Письмо это было передано в Совнарком, его Председателю В. И. Ленину, который и написал С. И. Одинцову 15 ноября ответное письмо.

С декабря 1917 по март 1918 Одинцов — управляющий канцелярией Народного комиссариата по военным делам.

Был арестован ЧК 1 марта 1918 г., но к 18 апреля 1918 г. был уже освобожден. В 20-х числах апреля 1918 года в составе делегации возглавляемой Раковским, ездил в Курск для переговоров с представителями Украинской Рады и немцами.

Затем работник высшей военной инспекции. С июля 1919 года старший инспектор кавалерии Высшей военной инспекции.

В октябре-ноябре 1919 года командовал группой войск 7-й армии во время боёв под Петроградом с Северо-Западной армией генерала Юденича. С 17 ноября 1919 года по июль 1920 командующий 7-й армией.

9 июня 1920 г. выехал из Петрограда в Одессу. Вероятно, умер в пути.

11.07.1920 в заседании Малого СНК (протокол № 711) рассматривался вопрос «об оказании помощи семье покойного командующего 7 армией С. И. Одинцова». [www.google.ru/search?tbm=bks&hl=ru&q=%22%D1%81%D0%B5%D0%BC%D1%8C%D0%B5+%D0%BF%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE+%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%83%D1%8E%D1%89%D0%B5%D0%B3%D0%BE+7+%D0%B0%D1%80%D0%BC%D0%B8%D0%B5%D0%B9+%D0%A1.+%D0%98.+%D0%9E%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D1%86%D0%BE%D0%B2%D0%B0%22] Это опровергает версию о том, что он якобы был расстрелян большевиками.

Награды

• Орден Святой Анны 4-й ст.
• Орден Святой Анны 3-й ст. с мечами и бантом
• Орден Святого Станислава 3-й ст. с мечами и бантом (1905)
• Орден Святого Станислава 2-й ст. с мечами
• Орден Святой Анны 2-й ст. с мечами
• Орден Святого Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (1906)
• Золотое Оружие с надписью «За храбрость» — (ВП 01.07.1907)
• Орден Св. Владимира 3-й ст. (04.11.1911)
• Мечи к ордену Св. Владимира 3-й ст. (28.01.1915)
• Объявлено Высочайшее благоволение (06.02.1915)
• Орден Красного Знамени (1919).

Источники

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=853 Одинцов, Сергей Иванович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Одинцов, Сергей Иванович

Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.