Окончательное решение чешского вопроса

Окончательное решение чешского вопроса (нем. Endlösung der tschechischen Frage) — план немецкого правительства Третьего рейха, предусматривавший онемечивание чешской территории, главным образом путём выселения чешского населения в Сибирь или в области Волыни. План был разработан в соответствии с расовой и этнической политикой нацистской Германии, и совпадал с общим планом по уничтожению и выселению славян, который назывался План «Ост». Подготовка к «окончательному решению чешского вопроса» началась вскоре после оккупации Чехословакии в 1939 году, однако осуществление постоянно откладывалась из-за необходимости использовать чешскую рабочую силу для обеспечения немецких войск. К концу войны были выселены менее, чем сто общин (около 50 000 жителей).

Первые предложения о перемещении чехов

Первые проекты озвучил вскоре после Первой мировой войны судетонемецкий политик-националист Лодгманн Рудольф фон Ауэн. В 1920 году в издательстве Т. Вайхера в Лейпциге опубликован план по переселению чехов. В книге под названием «Die tschechoslowakische Frage» (Чехословацкий вопрос) обсуждается возможности переселения чехов из Богемии на территории к западу от Рейна, а чехов из Моравии к востоку Пруссии.

Осуществление программы

Вскоре после оккупации чешских земель Германией и создания протектората Богемии и Моравии были активизированы все проекты по подготовке «окончательного решения чешского вопроса». Их целью, о которой Адольф Гитлер говорил ещё до своего прихода к власти, было онемечивание чешской области и населения. В этом духе, уже в 1939 году генерал Э. Фридерик составляет проект «Чешская проблема». План предусматривает выселение чешских владельцев капитала, интеллигенции и евреев, с использованием чешских работников для немецкой экономики. Седьмого октября 1939 Гитлер издал постановление, согласно которому Генрих Гиммлер должен был «создать новые немецкие земли с помощью переселения немцев рейха и граждан немецкой национальности». В декабре 1939 года были обработаны первые предложения о немецкой колонизации Богемии и Моравии, при этом они постоянно уточнялись. Они были дополнены планом, который возник летом 1940 г. в штабе Конрада Генлейна. Согласно ему, территориальное единство протектората нужно было разрушить и её отдельные части включить в граничащие с ними административные округа Германии.

Основную программу германизации Чехии представлял меморандум Карла Германа Франка, утверждённый 28 августа 1940 г. Гиммлером и Гейдрихом. Франк в нём подчёркивал:

«Целью политики рейха в Богемии и Моравии должна быть полная германизация пространства и населения. Есть два пути для достижения этой цели:

1. Тотальное выселение чехов из Богемии и Моравии на территорию за пределами рейха и заселение освободившихся областей немцами.
2. Если большая часть чехов останется в Богемии и Моравии, то необходимо одновременно использовать различные методы германизации в соответствии с планом на 10 лет. Такая германизация включает:
   • Изменение национальности чехов, подходящих в расовом отношении;
   • Выселение чехов, неподходящих в расовом отношении, и интеллигенции враждебной к рейху, а где это уместно, особый режим для них и для всех деструктивных элементов;
   • Новое заселение освободившегося района свежей немецкой кровью».

Второго октября 1941 года после вступления в должность рейхского протектора Рейнхард Гейдрих произнёс речь, в которой, среди прочего, подтвердил ранее запланированные принципы онемечивания территории, а именно:

• Чешское пространство должно быть окончательно заселено немцами.
• Будет проведена перепись чехов в расовом, национальном смысле.
• Чехи «хорошей расы и хорошо мыслящие» будут онемечены
• Чехи «плохой расы и плохо мыслящие» будут выселены на восток (за Урал, в Сибирь)
• «Хорошо мыслящие люди плохой расы» будут работать на Третий рейх и не смогут иметь детей
• «Плохо мыслящие люди хорошей расы» — наиболее опасный класс для немцев — должны быть в немецкой среде онемечены. В противном случае эти люди должны быть истреблены, так как могут стать предводительским слоем.

Выселение чешского населения

Реализация планов по выселению чехов началась уже в 1940 году, когда был установлен так называемый немецкий территориальный мост, предусматривающий онемечивание территории от Литомержице до Праги. Было также одобрено создание немецкого коридора, который вёл через Прагу, Брно и Оломоуц до Остравы. На юге Моравии должны быть заселены и присоединены к Австрии районы к югу от Брно. Чешская нация подлежала постепенному разделению на небольшие изолированные подразделения и ассимиляции немецкими элементами. В результате такой политики к 1941 году были выселены 33 общины из Вышковской, Босковицкой и Бланенской областей и свои дома покинули более 18 тыс. жителей. Начиная с 1942 года, из Бенешовской, Невекловской и Седлчанской областей в несколько этапов были депортированы 65 общин с более чем 30 тыс. жителей.

Освобождение Чехословакии и поражение Германии во Второй мировой войне положили конец осуществлению планов нацистской Германии.

Литература

• Detlef Brandes. Die Tschechen unter deutschem Protektorat. Teil I. Besatzungspolitik, Kollaboration und Widerstand im Protektorat Böhmen und Mähren bis Heydrichs Tod (1939—1942). Oldenbourg, München / Wien 1969, ISBN 3-486-43041-6.
• Detlef Brandes. Die Tschechen unter deutschem Protektorat. Teil II. Besatzungspolitik, Kollaboration und Widerstand im Protektorat Böhmen und Mähren von Heydrichs Tod bis zum Prager Aufstand (1942—1945). Oldenbourg, München / Wien 1975, ISBN 3-486-43861-1.
• Boris Čelovský. Germanisierung und Genozid. Hitlers Endlösung der tschechischen Frage. Deutsche Dokumente 1933—1945. Mit einem Vorwort von Josef Becker. 352 S., ISBN 3-934038-39-5

См. также

• Окончательное решение еврейского вопроса
• Натиск на восток
• План «Ост»
• Декреты Бенеша

Ссылки

• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000021/st006.shtml Допрос подсудимого Нейрата] (Из стенограммы заседания Международного Военного Трибунала от 25—26 июня 1946 г.)

Отрывок, характеризующий Окончательное решение чешского вопроса

Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…