Отрадное (Брянский район)
- Не следует путать с одноимённым микрорайоном в составе города Брянска и расположенной там железнодорожной платформой.
| Село
Отрадное
Показать/скрыть карты
|
Отра́дное (историческое название — Голя́жье) — село в Брянском районе Брянской области, административный центр Отрадненского сельского поселения. Расположено к западу от Брянска, в 3 км к югу от посёлка Нетьинка, на правом берегу Десны. Население — 1917 человек (2014).
Имеется отделение связи, сельская библиотека. Связано с Брянском маршрутами городского транспорта.
Для отличия от одноимённого микрорайона города Брянска (в 5 км к востоку), в разговорной речи используется прежнее название села — Голяжье, в редуцированной форме Голя́ж.
История
Впервые упоминается в начале XVII века как владение Потресовых, Небольсиных, Голенищевых и др.; с конца XVII века бо́льшая часть крестьян принадлежала Алымовым, а в 1809 перешла к дворянам Исуповым. Церковь Димитрия Солунского упоминается как разорённая в Смутное время; возобновлена в 1628 (современное каменное строение 1755—1757); по названию храма село в XIX веке также именовалось Дмитриевским.
В XVII—XVIII вв. село входило в состав Подгородного стана Брянского уезда; с 1861 по 1924 год — в Госамской волости (с 1921 — в составе Бежицкого уезда). В 1898 году была открыта земская школа.
В 1924—1929 гг. входило в Бежицкую волость; с 1929 года в Брянском районе. С 1930-х гг. до 1982 года находилось в составе Хотылёвского сельсовета. В 1964 году Голяжье было переименовано в Отрадное[1].
В 1950-х гг. к западу от села обнаружено селище V-VII, IX-X, XI-XII вв., со следами роменской и древнерусской культур.[2] Принято считать, что историческое название села — Голяжье — происходит от названия племени голядь, представители которого либо ушли отсюда под давлением превосходивших их по численности славян, либо слились с ними[3].
Население
| Годы | 1866 | 1878 | 1897 | 1926 | 1979 | 1989 | 2002 | 2010 | 2012 |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Население | 513 | 490 | 710 | 1050 | 1755 | 1787 | 1872 | 1976 | 1841 |
Известные уроженцы
- Глафира Алымова (1758—1826) — одна из первых русских арфисток.
Достопримечательности
- Храм Димитрия Солунского — памятник архитектуры середины XVIII века[4]:166-167.
- Статуя летчику Бондаренко
Статуя была поставлена великому летчику Второй Мировой Войны.
Напишите отзыв о статье "Отрадное (Брянский район)"
Примечания
- ↑ Населённые пункты Брянского края. Энциклопедический словарь. — Изд. 2-е, дополненное и исправленное. — Брянск: Десяточка, 2012. — С. 305. — 468 с. — 700 экз. — ISBN 978-5-91877-090-0.
- ↑ Археологическая карта России: Брянская область. / Автор-составитель А. В. Кашкин. — М., 1993. — С. 32. — ISBN 5-87670-005-3
- ↑ Крашенинников В. В. Из истории селений Брянского района. — Брянск, 1999.
- ↑ Свод памятников архитектуры и монументального искусства России: Брянская область. — М.: Наука, 1998. — 640 с. — 4400 экз. — ISBN 5-02-011705-6.
|
Это заготовка статьи по географии Брянской области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Отрадное (Брянский район)
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
