Печки-лавочки
Печки-лавочки | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария |
Василий Шукшин |
В главных ролях |
Василий Шукшин |
Оператор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
96 мин. |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Пе́чки-ла́вочки» — художественный фильм Василия Шукшина, снятый на киностудии имени М. Горького в 1972 году.
Василий Шукшин любил этот фильм и считал лучшей своей работой.[1].
Краткое содержание
Из глухой деревни на красивой алтайской реке уезжают муж с женой (Шукшин и Федосеева-Шукшина) на курорт по одной путёвке. Деревня, быт, люди, песни, застолье, сборы сняты практически в документальной манере, а само путешествие в Москву насыщено анекдотически смешными, но в то же время вызывающими симпатию, сочувствие и даже лёгкую грусть ситуациями, увиденными человеком из деревни, ставшим писателем, актёром и режиссёром. В поезде состоялось знакомство и с обаятельнейшим вором (Георгий Бурков), и с учёным-лингвистом (Всеволод Санаев), пригласившим их остановиться у него в Москве. В конце концов попадают супруги и к морю.
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Василий Шукшин | Иван Сергеевич Расторгуев |
Лидия Федосеева-Шукшина | Нюра Расторгуева |
Всеволод Санаев | профессор-языковед из Москвы | Степанов Сергей Федорович
Георгий Бурков | поездной вор | «Виктор Александрович»
Зиновий Гердт | друг профессора |
Иван Рыжов | проводник поезда |
Станислав Любшин | сын профессора |
Вадим Захарченко | сосед по купе |
Елизавета Уварова | жена профессора |
Любовь Мышева | невестка профессора | Люда
Любовь Соколова | проводница поезда |
Виктор Филиппов | сержант милиции |
Алексей Локтев | следователь прокуратуры |
Юрий Филимонов | главный врач санатория |
Валентина Куценко | пациентка санатория | Ирина Георгиевна
Леонид Енгибаров | клоун, гость у профессора |
Борис Марков | плотогон Боря |
Вадим Спиридонов | односельчанин Расторгуевых, муж Ксении | Васька Чулков
А. Емельянова | эпизод |
Людмила Зайцева | сестра Ивана Расторгуева | Людмила
Светлана Скрипкина | мать Нюры |
Ксения Минина | односельчанка Расторгуевых, жена Васьки Чулкова | Ксения
Анатолий Горбенко | односельчанин Расторгуевых |
Елена Санаева | попутчица | Леночка Степанова
Пантелеймон Крымов | односельчанин Расторгуевых | Лев Казимирович
Г. Успенская | эпизод |
Леонид, Юхин | односельчанин Расторгуевых |
Н. Шевченко | эпизод |
Никита Астахов | односельчанин Расторгуевых |
Наталья Гвоздикова | студентка-стройотрядовка | Наташа
Фёдор Ершов-Тилилицкий | балалаечник |
Анатолий Иванов | исполнитель песни «Болваночка» |
Мария Шукшина | дочь Расторгуевых (нет в титрах) |
Ольга Шукшина | дочь Расторгуевых (нет в титрах) |
Анатолий Заболоцкий | односельчанин Расторгуевых (нет в титрах) |
Вокал
- Алла Пугачёва. Джаз-вокализ (нет в титрах);
- Анатолий Иванов. Песня «Разговор в кузнице»;
- В фильме звучит песня «Ты — такой серьёзный» (Utánam a vízözön) в исполнении венгерской певицы Каталин Шароши (Katalin Sarosi; 1930—2000);
- ВИА «Самоцветы». Песня [kkre-4.narod.ru/o-ivanov/gor.mp3 «Горлица»] (О. Иванов — С. Кирсанов).
Съёмочная группа
- Автор сценария: Василий Шукшин
- Режиссёр: Василий Шукшин
- Оператор: Анатолий Заболоцкий
- Художник: Петр Пашкевич
- Композитор: Павел Чекалов
- Звукорежиссёр: Александр Матвеенко
- Вокал: Алла Пугачёва. За кадром в исполнении Аллы Пугачёвой звучит джаз-вокализ на мотив песни «Очи чёрные», записанный специально для фильма в период работы певицы в эстрадном оркестре под руководством Олега Лундстрема
Факты
- Значительная часть съёмок проходила в селе Шульгин Лог на берегу реки Катунь. Все съёмки заняли четыре месяца[1].
- Из экономических соображений съёмочную группу не хотели пускать работать на Алтай, но на этом настоял сам Шукшин[1].
- В течение полугода после окончания съёмок картину согласовывали с цензорами: в итоге были полностью удалены эпизоды с частушками балалаечника Феди, концовку же удалось отстоять с большим трудом[1].
- Поезд в фильме ведёт одиночная секция тепловоза ТЭ3.
- Поговорка «печки-лавочки», которую в течение фильма несколько раз произносит герой Василия Шукшина, является любимой поговоркой жены Шукшина по фильму и в жизни Лидии Федосеевой-Шукшиной.
Напишите отзыв о статье "Печки-лавочки"
Примечания
Ссылки
- [www.lib.ru/SHUKSHIN/pechki_lavochki.txt Василий Шукшин. Печки-лавочки]
- [www.russkoekino.ru/books/ruskino/ruskino-0089.shtml Художественный фильм «Печки-лавочки»]
- [kino.br.by/film3282.html Печки-лавочки]
|
Отрывок, характеризующий Печки-лавочки
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.