Попов, Пётр Семёнович

Пётр Семёнович Попов
Фотография Попова из уголовного дела
Имя при рождении:	Пётр Семёнович Попов
Род деятельности:	Подполковник Советской Армии, агент ЦРУ
Дата рождения:	1923(1923)
Место рождения:	село Селище, Костромская губерния
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	1960(1960)
Место смерти:	Москва

Пётр Семёнович Попов (1923—1960) — подполковник Советской Армии, сотрудник ГРУ, первый крупный агент Центрального разведывательного управления Соединённых Штатов Америки в СССР.

Биография

Пётр Попов родился в 1923 году вблизи Костромы в крестьянской семье. В августе 1942 года ушёл на фронт, имел награды. Великую Отечественную войну закончил офицером снабжения. Знакомые характеризовали его как скрытного, малообщительного и нервозного человека. Вместе с тем они отмечали его дисциплинированность и исполнительность. После войны Попов стал порученцем при генерале Иване Серове, заместителе Главноначальствующего советской военной администрации в Германии по делам гражданской администрации и по совместительству заместителе наркома НКВД СССР, .

В 1947 году Попов окончил Военную академию тыла и снабжения. После этого по протекции Серова он поступил в Военно-дипломатическую академию, которую окончил в 1951 году. В том же году он получил назначение в Вену, в контингент советских войск в Австрии. Основной задачей Попова стала вербовка агентуры из числа граждан Австрии с целью работы против Югославии, с которой у СССР в те годы произошёл конфликт.

Сотрудничество с американской разведкой

Существует две версии о том, как Попов был завербован агентами ЦРУ. Первая из них, американского происхождения, гласит, что он сам подбросил записку с предложением сотрудничества в автомобиль вице-консула США в Вене. Вторая, основанная на показаниях самого Попова, гласит, что его похитили в Вене двое агентов ЦРУ, которые под угрозой тайного вывоза в США и суда над ним за шпионаж заставили его подписать акт вербовки. Как бы то ни было, но с 1954 года Попов начал активно сотрудничать с ЦРУ как агент под псевдонимом «Грейспейс».

Специально для работы с Поповым было создано спецподразделение ЦРУ SR-9 (Soviet Russia), впоследствии именно SR-9 будет руководить действиями всех агентов в СССР. Координатором его действий стал Джордж Кайзвальтер. ЦРУ щедро оплачивало услуги подполковника. В свою очередь тот выдал всех известных ему агентов в Австрии, а также систему подготовки кадров для КГБ СССР и ГРУ и организационно-штатную структуру этих ведомств. Неоднократно Попов информировал ЦРУ по всем аспектам текущей деятельности советской военной разведки в Австрии, добывая сведения с использованием служебного положения. Подполковник передал Кайзвальтеру ряд ценных сведений о советском вооружении и военной доктрине, например, копию военных уставов тех лет, схемы организации бронетанковых и мотострелковых дивизий в Советской Армии. Также ЦРУ сумело получить через Попова отчёт о проведении в 1954 году в районе города Тоцк первых в СССР военных учений с использованием ядерного оружия.

Попов, согласно его же показаниям, имел с Кайзвальтером в Австрии девять встреч, пять из которых прошли в 1954 году, и четыре — в 1955 году, однако, возможно, их было больше, и подполковник просто преуменьшил свою роль в шпионаже против СССР, надеясь на смягчение приговора. Когда в 1955 году СССР вывел свои войска из Австрии, Попов вернулся в Москву. Через некоторое время он получил назначение в Германскую Демократическую Республику, в город Шверин. 10 января 1956 года он вновь вступил в контакт со спецслужбами США. С апреля 1957 года Попов был переведён в Карлсхорст, где он стал работать с нелегальными разведчиками СССР в других странах, при этом продолжая сотрудничать с американской разведкой. С его помощью ЦРУ США удалось выявить ряд подобных разведчиков.

Оперативная разработка Попова КГБ СССР. Арест, следствие и суд

В ноябре 1958 года КГБ СССР заинтересовала переписка Попова с гражданкой Австрии Эмилией Коханек, его любовницей ещё со времён службы в Австрии. Дело оперативной разработки Попова получило кодовое наименование «Бумеранг», а сам его главный фигурант — псевдоним «Иуда». По мере разработки дальнейшее пребывание подполковника в ГДР становилось всё более опасным для СССР. 24 ноября 1958 года Попов в последний раз встретился с Кайзвальтером, после чего был отозван в Москву.

23 декабря 1958 года ЦРУ совершило главную ошибку, стоившую их агенту жизни — секретарь неверно понял указание послать Попову письмо с инструкциями, и отправил по его домашнему адресу в Калинин (ныне Тверь). Попова отозвали в Москву, где установили за ним плотное наблюдение. В течение января-февраля 1959 года фиксировались его встречи с агентами ЦРУ в СССР. 18 февраля 1959 года Попова задержали на Ленинградском вокзале в Москве. При обыске по месту жительства Попова в Калинине были обнаружены 20 тысяч рублей, пистолет «Вальтер», шифры, инструкции по связи с резидентурой США. Попову было предъявлено обвинение в измене Родине. Пытаясь выторговать себе жизнь, он согласился на разведывательную игру с резидентом США в СССР Расселом Лэнжелли, работником посольства. После завершения оперативной комбинации Лэнжелли был объявлен персоной нон-грата и выслан из СССР. Попов же предстал перед судом Военной коллегии Верховного Суда СССР. 7 января 1960 года он был приговорён к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел. По воспоминаниям сотрудников КГБ СССР, после оглашения приговора к Попову подошла его жена и обозвала его мерзавцем и подонком. В том же году приговор был приведён в исполнение.

Отрывок, характеризующий Попов, Пётр Семёнович

Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.