Про Красную Шапочку

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Про Красную Шапочку
Жанр

сказка-мюзикл

Режиссёр

Леонид Нечаев

Автор
сценария

Инна Веткина

В главных
ролях

Яна Поплавская
Владимир Басов

Оператор

Юрий Елхов

Композитор

Алексей Рыбников

Кинокомпания

Беларусьфильм.
Творческое объединение «Телефильм»

Длительность

132 мин.

Страна

СССР

Язык

русский

Год

1977

IMDb

ID 0076569

К:Фильмы 1977 года

«Про Красную Шапочку. Продолжение старой сказки» — двухсерийный музыкальный телефильм по мотивам сказки Шарля Перро режиссёра Леонида Нечаева. Сценарий Инны Веткиной является продолжением старой сказки о Красной Шапочке. Телепремьера на Центральном телевидении СССР — 31 декабря 1977 года.

Действие происходит в условной, скорее всего восточно-европейской, стране. Отличительной чертой постановки является подчёркнутая театральная условность в изображении волков — актёры, исполняющие их роли, даже не загримированы. В итоге Волки предстают как что-то среднее между семьёй лесных отшельников и бандитским кланом, как разумные существа, равные людям и способные на человеческие эмоции и поступки.

Более того, люди в фильме предстают часто более жестокими, завистливыми и жадными, нежели волки. Таковы три старухи из деревни Красной Шапочки, надеющиеся, что Шапочке выйдут боком её прогулки по лесу, или гувернантки избалованного ребёнка, силой захватившие девочку в качестве игрушки для него.





Сюжет

У Волка, убитого Дровосеками, оказывается, были мать, младший брат, сын и друг. Мать-Волчица считает, что за смерть её сына обязательно надо отомстить людям, и очень тоскует по временам, когда при её сыне все в страхе жили, и лес безраздельно принадлежал Волкам. В итоге она уговаривает Худого, друга семьи, отомстить людям — за вознаграждение, и взять с собой её младшего сына Толстого, робкого и страдающего от лишнего веса, чтобы опытный в разбое Худой сделал из него волка.

Красная Шапочка узнаёт, что у неё снова заболела бабушка, и собирается в путь. Она ещё не знает, что с бабушкой всё в порядке, а известие — ложное. Но отважная и находчивая девочка очень скоро нарушает все планы двух Волков, Толстого и Худого. Они переодеваются в разные наряды, чтобы Шапочка не заподозрила в них волков, и хотя они постоянно выдают себя, доверчивая и доброжелательная девочка то и дело обращает их погоню в игру.

Тем временем Волчонок, сын погибшего Серого Волка, совсем отбился от рук. Он не слушает бабушку-Волчицу, читает выброшенную людьми книжку, не поддерживает идею мести людям вообще и Шапочке в частности. Старая Волчица сжигает его книжку, и Волчонок, доведённый до слёз, клянётся отомстить и сбегает из логова.

На пути Шапочки постоянно возникают препятствия, например, в виде избалованного ребёнка, требующего, чтобы девочку купили ему в качестве игрушки. Его родители запирают Шапочку в доме. Ей помогают сбежать — чтобы схватить — Волки, переодевшиеся в женские платья. В суматохе следящий за ними Волчонок крадёт мешок, в который они хотели посадить Красную Шапочку.

Потом Волчонок знакомится с Шапочкой и намекает ей, что её бабушка здорова. Но девочка продолжает путь. И снова на её пути становятся Волки. Но добряк Толстый уже успел привязаться к девочке и не хочет её ловить, да и Худой против своей воли попадает под её обаяние, хоть и злится от этого, говорит, что теряет форму. Он даже ревнует, что Красная Шапочка уделяет ему куда меньше внимания: «Толстому прыгалки! Толстые, толстые! Можно подумать, что все остальные давно вымерли!»

Потом Шапочка узнаёт, кто такие её попутчики, от пастушка, с которым ранее сговаривались Волки. Её очень расстраивает это, и она решает прибегнуть к хитрости. Переодевшись пастушком, она разговаривает с Волками, и Худой подтверждает ей свою сущность. Он признаётся, что его дружба с братом Толстого была основана на расчёте и что он ненавидит Красную Шапочку за то, что она влезла ему в душу, давно огрубевшую. Красная Шапочка же принесла Волкам вместо воды снотворную росу с макового поля. Вскоре оба Волка заснули.

Красная Шапочка побежала за помощью и встретила Охотника, который, оказывается, не такой уж храбрый, как говорил о себе. Он хочет застрелить спящих Волков, но Шапочка мешает ему — она хочет отвести их на суд в деревню, где они могут раскаяться. Волки просыпаются, и разыгрывается сцена финального противостояния. Девочка и два Волка пытаются объясниться.

Тем временем люди узнали об опасности, грозящей Красной Шапочке. Вся деревня идёт ей на выручку. Теперь опасность грозит Волкам, но Красная Шапочка не хочет им зла, и Волки с Волчонком уходят из леса, видимо, чтобы начать новую жизнь.

На лицензионном DVD фильм выпустила фирма «CP Digital».

История создания[1][2]

По одной версии, снять фильм о Красной Шапочке рекомендовала зампредседателя Гостелерадио СССР Стелла Ивановна Жданова, которая стала благосклонна к Нечаеву из-за популярности его предыдущего фильма «Приключения Буратино». По другой версии, когда Нечаев и его сценаристка Инна Веткина под Новый Год сдавали «Буратино», их вызвал к себе директор творческого объединения «Экран» Борис Хессин и спросил, что они представят на следующий Новый Год. Нечаев неожиданно произнёс: «Красная Шапочка». Инна Веткина позже спросила у него: «Какая „Шапочка“, там же текста на полторы страницы. Что там снимать?» Но Нечаев так загорелся этой идеей, что решил не отступать. Над сценарием Веткина и Нечаев работали две недели, почти без отдыха.

В ролях

Съёмочная группа


Песни

Напишите отзыв о статье "Про Красную Шапочку"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Про Красную Шапочку

Примечания

  1. [www.childactors.narod.ru/nechaev1.html Леонид Нечаев: «Всю жизнь я снимал одну сказку»]
  2. [www.childactors.narod.ru/nechaev2.html Режиссёр Леонид Нечаев: «После премьеры сказки „Проданный смех“ Павел Кадочников мне сказал: „Если картина выйдет в прокат, я умру…“»]

Отрывок, характеризующий Про Красную Шапочку

Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».