Распай, Франсуа-Венсан

Франсуа-Венсан Распай

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Raspail». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Raspail&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=8150-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Франсуа́-Венса́н Распа́й, устар. Распа́йль (фр. François-Vincent Raspail; 29 января 1794, Карпантра — 7 января 1878, Париж) — французский химик, ботаник, физиолог, медик, революционер, деятель республиканского и левого движения.

Биография

В 1816 году перебрался в Париж. Самоучка: изучал теологию, а затем естественные науки. Опубликовал ряд работ по медицине и химии. Получил известность как один из основоположников клеточной теории. Именно Распай первым сформулировал принцип Omnis cellula e cellula («Всякая клетка от клетки»), обычно приписываемые Рудольфу Вирхову. Одним из первых использовал микроскоп для изучения растений, пропагандировал индивидуальную гигиену и выступал за применение антисептиков для дезинфекции. Критиковал взгляды Жоржа Леопольда Кювье в области палеонтологии.

Убеждённый республиканец, Распай принял активное участие в Июльской революции 1830 года. Был сопредседателем «Общества друзей народа», редактором республиканской газеты «Реформатёр» («Le Réformateur», 1834—1835). Несколько раз находился в заключении. В тюрьме Распай лечил больных сокамерников и сделал ряд ценных наблюдений о борьбе с болезнями; осознав ценность применения камфоры, он выступил предшественником микробиологической теории происхождения болезней.

Во время Февральской революции 1848 года Распай был одним из руководителей революционной демократии. 25 февраля 1848 года он возглавил народную делегацию, проникшую в зал заседаний Временного правительства и принудившую его немедленно провозгласить республику. Его журналы «L’ami du peuple» и «Démocratie pacifique» принадлежали к числу радикальных республиканских изданий этой эпохи.

За участие и руководство демонстрацией 15 мая 1848 года, переросшей в восстание социалистов и левых республиканцев, был приговорён к заключению, в котором пробыл до 1854 года. Во время президентских выборов 10 декабря 1848 года был выдвинут кандидатом от социалистических клубов Парижа; набрал 0,49 % и пришёл четвёртым, опередив Альфонса де Ламартина. Установившийся режим Луи Бонапарта отправил его в пожизненное изгнание, и Распай перебрался в Бельгию. Получив амнистию в 1859 году, во Францию он вернулся в 1863 году. В 1869 году он даже был избран в Законодательный корпус как депутат демократической оппозиции от Лиона.

После подавления Парижской коммуны 1871 года Распай оставался видным деятелем левого крыла республиканцев в годы Третьей республики. Хотя он считался социалистом, но принадлежал к неоякобинской традиции. В 1876 году Распай, избранный членом палаты депутатов от Марселя, выступил с требованием амнистии коммунарам.

В честь Распая назван длиннейший бульвар в Париже.

Ссылки

• Распайль, Франсуа-Венсан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Распайль // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Отрывок, характеризующий Распай, Франсуа-Венсан

Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.