Святой Лиутвин

Святой Лиутвин

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Святой Лиутвин (Lutwin, Ludwin, Leodewin, лат. Lutwinus) с древененемецкого языка liuti (народ, вооруженные люди) + wini (друг): друг народа (? — 29 сентября 717) — один из основателей монастыря в Метлахе. Занимал епископские кафедры Реймса, Трира, Лана. День памяти 23 сентября. Каждый год в Метлахе за неделю до Пятидесятницы проводится праздничное шествие под названием Lutwinuswallfahrt, когда по улицам города проносят мощи святого Лиутвина.

Биография

Лиутвин происходил из знатного франкского имперского дворянства. Его отцом был святой Варин.

Изначально он собирался сделать карьеру при дворе и действительно при каролингских майордомах он занимал высокие административные посты. Он женился на девушке из рода Робертинов. Его детьми были сыновья Милон, Видо (основатель рода Гвидонидов) и, возможно, дочь Ротруда, жена Карла Мартелла.

Легенда гласит, что Лиутвин однажды охотился поблизости от реки Саар, остановился отдохнуть на поляне и заснул. В это время над ним парил орёл и защищал его таким образом от солнца. Проснувшись, и заметив орла, Лиутвин расценил это события как божий знак. Он основал на этом месте часовню посвященному святому Дионисию. Эта часовня вскоре превратилась в христианский миссионерский центр. На его месте сейчас расположен костёл святого Гандольфа в Метлахе.

Около 690 года он основал в лесной местности на нижнем Сааре бенедиктинский монастырь Метлах. После смерти своего дяди Базина в 705 году стал епископом Трирским.

В списках епископов Реймса он является епископом города с 691 по 717 год. Позже он становится епископом Лана. Таким образом, Лиутвин является одним из видных франкских сановников своего времени.

В 717 году Лиутвин умер в Реймсе, где и был похоронен. Его преемником на епископских кафедрах Реймса и Трира стал его сын Милон. Милон хотел похоронить отца на его родине в Трире. Согласно традиции не было возможности похоронить Лиутвина в Трире. Поэтому было решено, чтобы мёртвый сам выбрал себе место. Гроб был перенесен на корабль, который плыл по Мозель, затем стал подниматься по Саару, наконец когда корабль остановился в Метлахе, колокола в городе начали звонить сами собой. Так Лиутвин был похоронен в монастыре святой Марии в Метлахе.

Посмертное почитание

Сообщения о чудесах, происходивших на могиле епископа, быстро распространились среди населения близлежащих земель и Марии была перестроена в восьмиконечное здание наподобие Ахенской часовню Карла Великого. Эта часовня сейчас известна как старая башня (Alte Turm) в Метлахе и считается старейшим каменным зданием сохранившимся в земле Саар.

В 1247 году мощи были перенесены в специально построенную часовню Лиутвина. Примерно через 200 лет останки святого опять были перезахоронены, на этот раз в часовне при монастырской церкви. Здание часовни после французской революции стало принадлежать семье промышленников по фамилии Бох. В связи с ветхостью здание было разрушено и Бохи за свой счёт построили собор Лиутвина, куда были перенесены мощи святого.

Своеобразный мемориал должен был быть открыт 29 сентября, в день смерти Лиутвина. Этот день также является днем архангела Михаила. С XVIII века традиционно день памяти Лиутвина отмечается 28 сентября. После Второго Ватиканского собора в конечном итоге день памяти Лиутвина было решено отмечать в один день с его дядей Басином — 23 сентября.

Ссылки

• [www.lutwinuswerk.de/pageID_615271.html Webseite zum Hl. Lutwinus, mit der verm. ältesten, erhaltenen Darstellung.]
• [www.saarland-biografien.de/Liutwin Liutwin in den Saarländischen Biografien]
• [www.uni-giessen.de/gloning/at/schneider_1905_trinkschale-lutwin.pdf Die Trinkschale Lutwinus] (PDF-Datei; 1,22 MB)

Отрывок, характеризующий Святой Лиутвин

Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.