Свято-Георгиевский храм (Бобруйск)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православная церковь
Свято-Георгиевский храм
Свята-Георгіеўскі храм

Свято-Георгиевский храм (XXI век)
Страна Республика Беларусь
Город Бобруйск
Конфессия Православие
Епархия Бобруйская и Быховская епархия 
Архитектурный стиль ретроспективно-русский [1]
Строительство 19051907 годы
Сайт [bobruisk.hram.by/temples/gregory.html Официальный сайт]
Координаты: 53°08′39″ с. ш. 29°14′11″ в. д. / 53.144436000° с. ш. 29.236529000° в. д. / 53.144436000; 29.236529000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.144436000&mlon=29.236529000&zoom=17 (O)] (Я)

Свято-Георгиевская церковь (Белая церковь) — православная церковь в Бобруйске, на улице Карбышева, 4[2].



История

В связи с разрешением на застройку эспланады Бобруйской крепости, утратившей к началу XX века фортификационное значение, в 1905—1907 годах вблизи её главного входа, на Минском форштадте, возводится новый гарнизонный храм — Свято-Георгиевский храм. Согласно «Минским епархиальным ведомостям», освящение нового храма было проведено в 1907 году епископом Минским и Туровским Михаилом (Темнорусовым). Предположительно в 1916 году храм был посещён императором Николаем II во время его визита в Бобруйск[3].

Закрыта церковь была уже в 1924 году[4]. В 1928 году колокольня храма разрушается, с него сбрасываются купола[3]; помещение храма отводится под швейное производство, затем — под склад[4]. Во время Великой Отечественной войны оккупанты размещают в здании авторемонтные мастерские, в послевоенное время в храме располагаются библиотека им. Ленина и столовая[3]. Верующим здание храма было возвращено лишь в 1990 году, и уже с 1991 года в нём было возобновлено богослужение[5]. Согласно плану реставрации, восстанавливаемый храм, с благословения протоиерея Геннадия Вейго, настоятеля храма, должен был вплоть до мелочей повторять разрушенное сооружение. Так, в 1992 году начинается возведение колокольни, в сентябре того же года были приобретены купола. 19 декабря 1992 года в Свято-Георгиевском храме служит Высокопреосвященный Филарет, Митрополит Минский и Слуцкий, Патриарший Экзарх всея Беларуси, благословляющий работы по восстановлению здания. На колокольню храма в марте 1993 года устанавливается шатровая кровля с куполом, украшенная позолоченным крестом. В следующем, 1994 году шатёр с куполом и крестом водружается уже над алтарной частью. Его окружают четыре малых купола с крестами. В 1995 году в храме полностью завершается его оштукатуривание, устанавливаются двери и окна, а также резной иконостас с иконами работы мастеров московской иконописной школы[3].

Комплекс ремонтно-восстановительных работ был закончен в 1995 году. В этом же году составляется архитектурный проект, а с мая 1996 года начинается возведение двухэтажного Духовно-просветительского центра, в котором для таинства крещения отведено отдельное помещение. Открытие центра состоялось 1 ноября 1998 года[3].

На данный момент в храме два престол, первый из которых был освящён архиерейским чином в 1991 году, второй — иерейским чином в 2002 году[2]. После передачи храма верующим первым его настоятелем стал отец Александр (Александр Васильевич Полуянов), который после окончания Московской духовной семинарии в 1985 году приехал в Бобруйск в сане священника[6]. С 1991 года настоятелем церкви является кандидат богословских наук протоиерей Геннадий Вейго[6], также в число клириков храма входят иерей Василий Макарчиков, иерей Сергей Яромич, иерей Никодим Пашков. При церкви имеются духовно- просветительский центр — молодёжная группа, сестричество, воскресная школа, библиотека, методический кабинет[2].

Архитектура

Здание церкви, решённое в московско-ярославском направлении ретроспективно-русского стиля, представляет собой монументальную белокаменную трёхнефовую базилику. Над широким притвором протяжённого и прямоугольного в плане храма возведена шатровая звонница, разделённая на два яруса — восьмерик на четверике — и увенчанная маковкой. Двухступенчатый объём храма завершают над алтарной частью пять куполов[1].

Напишите отзыв о статье "Свято-Георгиевский храм (Бобруйск)"

Примечания

  1. 1 2 Кулагін А. М. Праваслаўныя храмы Беларусі : энцыклапедычны даведнік. — Мн.: БелЭн, 2007. — С. 29. — ISBN 978-985-11-0389-4.
  2. 1 2 3 [bobruisk.hram.by/temples/temples.html Храмы Бобруйской епархии] (рус.). Бобруйская епархия. Проверено 14 ноября 2013.
  3. 1 2 3 4 5 [bobruisk.hram.by/temples/gregory.html Свято-Георгиевский храм города Бобруйска] (рус.). Бобруйская епархия. Проверено 14 ноября 2013.
  4. 1 2 Мальцаў Г. Вяртанне слова Божага // Памяць: Гіст. дакум. хроніка Бабруйска. — Мн.: Вышэйшая школа, 1995. — С. 750. — 756 с. — ISBN 5-339-00941-6.
  5. Мальцаў Г. Вяртанне слова Божага // Памяць: Гіст. дакум. хроніка Бабруйска. — Мн.: Вышэйшая школа, 1995. — С. 750—751. — 756 с. — ISBN 5-339-00941-6.
  6. 1 2 Мальцаў Г. Вяртанне слова Божага // Памяць: Гіст. дакум. хроніка Бабруйска. — Мн.: Вышэйшая школа, 1995. — С. 750. — 756 с. — ISBN 5-339-00941-6.

Отрывок, характеризующий Свято-Георгиевский храм (Бобруйск)

– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.