Михаил Себастьян
Михаил Себастьян | |
Mihail Sebastian | |
Имя при рождении: |
Иосиф Гехтер |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: |
Бухарест, Королевство Румыния |
Михаил Себастья́н, или Михаил Себастиан (рум. Mihail Sebastian 18 октября 1907 года, Брэила — 29 мая 1945 года, Бухарест) — румынский писатель. Настоящие имя и фамилия — Иосиф Гехтер (Iosif Hechter). Писал также под псевдонимом Виктор Минку (Victor Mincu).
Содержание
Биография
Из еврейской семьи. Изучал право в Бухаресте и Париже, входил в круг М. Элиаде, Э. Чорана, Э. Ионеско, К. Нойки. Выступал как прозаик, драматург, эссеист, литературный критик, автор статей о М. Прусте, Дж. Джойсе, А. Жиде, М. Элиаде, М. Блехере и др.
Критически наблюдал за сдвигом своих друзей в сторону румынского и германского нацизма, нарастанием антисемитизма в румынском обществе и интеллектуальной среде, что скрупулёзно засвидетельствовано в его дневниках (1935—1944), ставших одним из памятников эпохи, который сопоставляют с дневниками Анны Франк и Виктора Клемперера.
Погиб 29 мая 1945 года в возрасте 37 лет в результате несчастного случая (был задавлен грузовиком).
Произведения
Проза
- Fragmente dintr-un carnet găsit (1932)
- Femei, новеллы (1932)
- De două mii de ani. Texte, fapte, oameni, роман (1934)
- Oraşul cu salcâmi, роман (1935)
- Accidentul, роман (1940)
Пьесы
- 1936 — Игра в каникулы (Jocul de-a vacanţa) (1938, Театр «Комедия», Бухарест; 2015, Театр Дождей, Санкт-Петербург, Россия[1])
- 1942 — Безымянная звезда (Steaua fără nume) (1944, Театр «Альгамбра», Бухарест; в СССР — БДТ, 1956; МХАТ, 1957)
- 1945 — Последний срок (Ultima oră)
- 1945 — Ночи без луны (по Дж. Стейнбеку)
- 1946 — Последняя сенсация (Бухарестский Национальный театр; 1955, Театр сатиры, Москва).
- 1947 — Остров (Insula)
- переработка пьесы Ю. Х. Бергера «Потоп»
Дневники
- Jurnal, 1935—1944 / Text îngrijit de Gabriela Omăt. Prefaţă şi note de Leon Volovici. Bucureşti: Editura Humanitas, 1995.
- Jurnal II. Bucureşti: Editura TEŞU, 2006.
Публицистика
- Cum am devenit huligan (1935)
- Corespondenţa lui Marcel Proust (1939)
- Cronici. eseuri. Memorial/ Ediţie de Cornelia Ştefănescu. Bucureşti: Editura Minerva, 1972.
Известность и признание
Дневники Себастьяна переведены на ряд европейских языков. Племянница писателя, французская журналистка, прозаик и переводчик Мишель Эштер (фр. Michèle Hechter) опубликовала биографический роман о дяде «М и М» (Paris: Gallimard, 2000). На дневниках Себастьяна построены посвященные ему пьесы американского писателя Дэвида Оберна (2004) и румынского драматурга Димитру Круду (2007).
Посмертно награждён премией Ганса и Софи Шолль (2006).
В 1978 году Михаил Козаков поставил фильм «Безымянная звезда» по одноимённой пьесе Себастьяна.
В 1985 году по этой же пьесе композитор Парашкев Хаджиев написал оперу «Безымянная звезда».
Напишите отзыв о статье "Михаил Себастьян"
Примечания
- ↑ [www.rains.spb.ru/spektakli/holiday/holiday.html Игра в каникулы] // Театр Дождей
Литература
- Dinescu M. Mihail Sebastian: publicist şi romancier. Bucureşti: Editura Du Style, 1998.
- Duda V. Evreul ca simbol: Mihail Sebastian şi alţii. Bucureşti: Hasefer, 2004.
- Азерникова Е. Драма и театр Румынии: Караджале, Петреску, Себастьян. — М.: Искусство, 1983.
- Ленель-Лавастин А. Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран. — М.: Прогресс-Традиция, 2007. — ISBN 5-89826-270-9
Ссылки
- www.jewishmag.co.il/96mag/mihailsebastian/mihailsebasitian.htm (англ.)
- images.zeit.de/text/2005/50/L-Sebastian_TAB (нем.)
- пьеса [www.theatre-library.ru/authors/s/sebastian «Безымянная звезда»]
- спектакль [www.rains.spb.ru/spektakli/holiday/holiday.html Игра в каникулы] (Театр Дождей, Санкт-Петербург)
Отрывок, характеризующий Михаил Себастьян
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.