Седов, Григорий Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Александрович Седов
Дата рождения

15 января 1917(1917-01-15)

Место рождения

Баку, Российская империя

Дата смерти

10 апреля 2014(2014-04-10) (97 лет)

Место смерти

Москва, Россия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

авиация

Годы службы

19381977

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Григо́рий Алекса́ндрович Седо́в (15 января 1917 года10 апреля 2014 года) — советский военный деятель, лётчик-испытатель, генерал-майор авиации. Герой Советского Союза, заслуженный лётчик-испытатель СССР, лауреат Ленинской (1976) и Сталинской (1952) премий.





Биография

Родился 15 января 1917 года в городе Баку. Всё детство жил в Астрахани. В 1936 году поступил в Ленинградский политехнический институт. Учился там до 1937 года, в этом же году окончил Ленинградский аэроклуб.

В РККА с 1938 года. В 1938 году окончил Борисоглебскую военную авиационную школу лётчиков. До 1940 года служил в регулярной армии в ВВС. В 1942 году окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского.

С 1942 года — помощник ведущего инженера ГК НИИ ВВС СССР. С 1943 года — лётчик-испытатель и ведущий инженер этого института. Проводил государственные испытания ряда реактивных истребителей: Як-15, Як-23, Як-30. Участник испытаний истребителей МиГ-9 и МиГ-15.

В 1950 году назначен на должность старшего лётчика-испытателя ОКБ Микояна.

В 1952 году Седову на опытном самолёте И-360 удалось первому в стране в горизонтальном полёте достигнуть скорости звука. Проводил испытания самолётов: МиГ-19, Е-4, Миг-17 (с модификациями), Миг-21, ряда опытных образцов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1957 года за мужество и героизм, проявленные при испытаниях новой авиационной техники, полковнику Седову было присвоено звание Героя Советского Союза.

В 1958 году стал заместителем главного конструктора ОКБ Микояна по лётным испытаниям.

С 1970 года по 1998 год был главным конструктором ОКБ Микояна, на этом посту руководил разработкой сверхзвуковых самолётов МиГ-23, МиГ-27.

В 1977 году Седов ушёл в запас в звании генерал-майора.

Жил в Москве. Работал советником Генерального конструктора ОКБ Микояна.

Умер 10 апреля 2014 года. Похоронен на Троекуровском кладбище.

Награды и почётные звания

Напишите отзыв о статье "Седов, Григорий Александрович"

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Симонов А. А. Заслуженные испытатели СССР — М.: Авиамир, 2009.
  • Балаков И. Б., Симонов А. А. Испытатели «МиГов». — Жуковский, 1999.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=609 Седов, Григорий Александрович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Седов, Григорий Александрович

Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.