Сен-При, Карл Францевич
Поделись знанием:
Граф Карл Францевич Сен-При (граф Арман Шарль Эммануэль Гиньяр де Сен-При; Armand-Charles-Emmanuel de Guignard, comte de Saint-Priest; 8 сентября 1782 — 1863) — из французских дворян, херсонский и подольский губернатор. Брат генерал-адъютанта Эммануила Сен-При.
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
| Арман Гиньяр де Сен-При фр. Armand Charles Emmanuel Guignard, comte de Saint-Priest | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1811 — 1816 | |||
| Предшественник: | Пётр Максимович Литвинов | ||
| Преемник: | Станислав Иванович Павловский | ||
| |||
| 1816 — 1821 | |||
| Предшественник: | Григорий Николаевич Рахманов | ||
| Преемник: | Карл Францевич Комстадиус | ||
| Рождение: | 8 сентября 1782 | ||
| Смерть: | 1863 | ||
| Отец: | Франсуа Эммануэль Гиньяр де Сен-При | ||
| Мать: | Вильгельмина Констанция фон Лудольф | ||
| Награды: |
орден Св.Анны 1-й ст. (13.01.1813) | ||
Биография
Второй сын дипломата графа Франсуа Эммануэля Гиньяра де Сен-При (1735—1821) от его брака с графиней Вильгельминой Констанцией фон Лудольф (ум. 1807). Во время французской революции, в 1791 году вместе с отцом и двумя братьями эмигрировал в Россию. Служил в русской гвардии, потом перешёл в гражданское ведомство. В чинах камер-юнкера и статского советника состоял при военном губернаторе Новороссии и Бессарабии герцоге Эммануиле де Ришельё.
С 1808 по 1812 года Сен-При возглавлял Одесский коммерческий суд, с 1812 по 1815 года занимал пост гражданского губернатора пограничной Подольской губернии. В 1818 году, по протекции Ланжерона получил чин действительного статского советника и был назначен губернатором в Херсоне. В 1821 году во время Реставрации уехал во Францию и занял место отца в палате пэров.
В 1848 году снова поселился в России, где и умер в 1863 году. По отзыву князя П. А. Вяземского[1]:
|
Сен-При был человек образованный, уважаемый и любимый в русском обществе. Он довольно свободно и правильно говорил по-русски. | 
|
Семья
В 1804 году в Петербурге женился на фрейлине княжне Софье Алексеевне Голицыной (1777—1814), второй дочери генерал-майора князя Алексея Борисовича Голицына (1732—1792) от брака его с княжной Анной Егоровной Грузинской (1751—1779), внучкой царя Вахтанга VI[2]. По отзыву графа Ф. П. Толстого, была высокой и худощавой, с очень дурным лицом, выражающим в самых неприятных чертах душевные её качества, капризность и злость[3]. Умерла в Подольске и была похоронена в Донском монастыре в Москве[4]. (Похоронена рядом с двумя замужними сёстрами; могилы всех трёх сестёр не сохранились, но сохранилась могила и инадгробие рядом похороненного их брата). В браке имели троих детей, которые указом от 10 марта 1825 года были причислены к русскому дворянству:
- Алексей Карлович (1805—1851), французский дипломат и историк.
- Эммануил Карлович (1806—1828), корнет лейб-гвардии Гусарского полка, художник-карикатурист, дважды упоминался в произведениях Пушкина. Покончил самоубийством в Италии, причиной которого, как говорили одни, была его неразделенная любовь к графине Ю. П. Самойловой. Вяземский писал: «Утром нашли труп его на полу, плавающий в крови. Верная собака его облизывала рану». К. Я. Булгаков сообщал брату: «Вчера мне рассказывали о смерти молодого Сен-При. Во Флоренции он сватался за дочь графа Бутурлина, но получил отказ, поехал в Рим, пришел в церковь Св. Петра в самую обедню и там застрелился» [5].
- Ольга Карловна (1807—1853), с 1828 года замужем за князем Василием Андреевичем Долгоруковым (1804—1868). По словам Вяземского, была «известна в обществе умом и приветливым, хотя довольно странным и отличающимся независимостью характером».
Напишите отзыв о статье "Сен-При, Карл Францевич"
Примечания
- ↑ П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений в 12 т. — СПб., 1882. т. VIII. — С. 314—315.
- ↑ Н. Н. Голицын. Род князей Голицыных. Материалы родословные. — СПб., 1892.— С. 179—180.
- ↑ Ф. П. Толстой. Записки графа Ф. П. Толстого, товарища президента Императорской Академии художеств // Русская старина, 1873. — Т. 7. — № 1. — С. 24-51.
- ↑ Великий князь Николай Михайлович. Московский некрополь. В 3-х т. - СПб., 1908.- Т.3.-С. 91.
- ↑ Письма К. Я. Булгакова к брату //Русский Архив. 1903. Т. 9.— С. 123.
Отрывок, характеризующий Сен-При, Карл Францевич
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
