Скворцов, Семён Антипович
Семён Антипович Скворцов | |
Место рождения |
деревня Федьково, Ковровский уезд, Владимирская губерния, Российская империя |
---|---|
Принадлежность | |
Род войск | |
Годы службы | |
Звание |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Сражения/войны | |
Награды и премии |
Семён Антипович Скворцов (1894 — 1938) — помощник командующего по политической части и начальником политотдела Приморской группы войск ОКДВА, корпусной комиссар[1] (1937).
Содержание
Биография
Родился в русской крестьянской семье. Окончил начальную школу и сельскохозяйственные курсы. Затем работал помощником монтёра. В феврале 1915 призван в царскую армию, и в том же году окончил учебную команду. Участник Первой мировой войны. В Красной армии с февраля 1919 по мобилизации, член РКП(б) с марта того же года, участник Гражданской войны. Принимал участие в боевых действиях под Петроградом в октябре 1919, в Карелии с ноября 1919 по февраль 1920, против войск Латвии с февраля по март 192, на Западном фронте с марта по август 1920. При этом занимая должности, в 1919—1920 красноармейца запасного полка 7-й армии, военкома 628-го Петроградского, 424-го и 490-го стрелковых полков, военкома 164-й бригады.
После Гражданской войны на ответственных должностях в соединениях РККА. В 1921—1922 начальник отделения пропаганды и отделения партийного строительства 21-й Пермской стрелковой дивизии. С сентября 1922 помощник начальника политического отдела той же дивизии. С июня 1924 заместитель начальника политического отдела 35-й Сибирской стрелковой дивизии. Затем до октября 1926 военком и начальник политического отдела 36-й Забайкальской стрелковой дивизии.
С октября 1926 по июль 1927 слушатель Курсов усовершенствования высшего политического состава при Военно-политической академии имени Н. Г. Толмачёва. С сентября 1927 военком и начальник политического отдела 1-й Тихоокеанской стрелковой дивизии. С февраля 1929 начальник 1-го отдела политического управления Сибирского военного округа. С августа того же года начальник 1-го отдела политического управления Особой Дальневосточной армии. С октября 1930 заместитель начальника политического управления Особой Краснознамённой Дальневосточной армии. В феврале 1932 г. назначен помощником командующего (В. К. Блюхера) по политической части и начальником политического отдела Приморской группы войск ОКДВА.
В октябре 1937 по политическому недоверию уволен в запас. Исключён из ВКП(б), арестован 7 ноября 1937.[2] Значится в сталинском списке осуждённых к ВМСЗ.[3] Военной коллегией Верховного суда СССР 9 апреля 1938 по обвинению в участии в военном заговоре приговорён к расстрелу.[4] Приговор приведен в день вынесения обвинительного приговора, похоронен на территории Донского кладбища. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 13 августа 1956 посмертно реабилитирован.
Звания
- младший унтер-офицер;
- дивизионный комиссар (20 ноября 1935);[5]
- корпусной комиссар (15 февраля 1937).
Награды
- орден Красного Знамени СССР (1930).
Напишите отзыв о статье "Скворцов, Семён Антипович"
Литература
- Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.
- Чураков Д. Репрессированные военнослужащие Красной Армии. — 2004.
Примечания
- ↑ [rkka.ru/handbook/personal/2395.htm Приказ]
- ↑ [www.rkka.ru/handbook/personal/repress/korkom.htm Репрессии в Красной Армии]
- ↑ [stalin.memo.ru/regions/rp29_16.htm Сталинские списки]
- ↑ [lists.memo.ru/d30/f126.htm Списки жертв]
- ↑ [tzem.info/person/info/4871_skvorczov_semyon_antipovich Хроника великой войны " Участники " Скворцов, Семён Антипович " Биография]
Ссылки
- [1937god.info/node/119 Расстрелянное поколение. 37-й и другие годы]
- [rosgenea.ru/?alf=18&page=13&serchcatal=%D1%EA%E2%EE%F0%F6%EE%E2&radiobutton=4 Центр генеалогических исследований]
Отрывок, характеризующий Скворцов, Семён Антипович
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.