Скорострельная пушка Барановского

Пушка Барановского — несколько образцов 2,5-дюймовых (63,5-миллиметровых) скорострельных орудий для конной и горной артиллерии и для вооружения десантных кораблей, спроектированных в 1870-х годах русским инженером Владимиром Степановичем Барановским. Первое скорострельное орудие классической схемы.

История создания

• 1872 — На заводе Нобеля изготовлены две 1,5-дюймовых скорострельных пушки.
• 1873 — Барановский за свой счёт изготовил и испытал 2-дюймовую скорострельную пушку с подъемным механизмом и винтовым продольно-скользящим затвором, стреляющую унитарным патроном
• 1874 — В Санкт-Петербургском арсенале отливают медную 2,5-дюймовую пушку Барановского, скреплённую стальным кожухом.
• 11 января 1875 — сравнительные испытания стальной и медной пушек Барановского показали преимущество стальной пушки.
• 1875 — Барановский заказывает несколько стальных 2,5-дюймовых пушек в Карлсруэ.
• Осень 1875 — параллельные испытания 2,5-дюймовой конной пушки Барановского и 3-дюймовой пушки Обуховского завода.
• 25 апреля 1878 — первый заказ Морского ведомства на 10 пушек Барановского.
• 1882 — пушку Барановского официально приняли на вооружение.
• 1908 — флот и затем Главное артиллерийское управление отказались от пушки Барановского.

Конструкция пушки

В скорострельных орудиях своей системы В. С. Барановский внедрил целый ряд новшеств, благодаря которым его пушка стала первым скорострельным орудием классической схемы в мире:

• Безоткатный лафет с гидравлическим (масляным) тормозом отката и пружинным накатником
• Поршневой затвор с самовзводящимся осевым пружинным ударником
• Предохранитель для предотвращения выстрела при не вполне закрытом затворе
• Поворотный и подъёмный механизмы
• Унитарное заряжание с экстракцией стреляных гильз
• Оптический прицел Каминского обр. 1872 года силой в 2 диоптрии

Стальной ствол скреплён с цапфами кожухом, надетым в горячем состоянии. Крутизна нарезов постоянная — в остальном канал соответствует образцу 1877 года. Подъёмный механизм представлял собой одиночный винт, расположенный между станинами. Для придания больших углов склонения на подъёмный винт надевался колпак.

Лафет разборный (лобовая часть лафета с осью и хоботовая часть с сошником) — части соединялись между собой шарнирными болтами. Лопасть оси цилиндрическая с коническими концами, на которые навинчивались тарелкообразные шайбы.

Вьючные сёдла и амуниция сходны с 3-фунтовой пушкой. Передок отличался от передка 3-фунтовой пушки отсутствием деревянного горбыля, причём шкворень укреплён посередине железной поперечины. На концах последней имелись обоймы для продевания в них концов оглобель.

Технические характеристики

• Калибр — 2,5 дюйма (63,5 мм)
• Длина ствола — 1260/19,8 мм/клб
• Длина канала ствола — 1070/16,8 мм/клб
• Длина нарезной части — 778 мм
• Число нарезов — 20
• Крутизна нарезов — 30 калибров
• Глубина нарезов — 0,635 мм
• Начальная скорость снаряда — 427 м/с
• Табличная дальность стрельбы — 1830 м
• Предельная дальность стрельбы — 2800 м
• Вес замка — 8,4 кг
• Вес ствола с замком — 106 кг
• Масса орудия в боевом положении — 272 кг,
• Скорострельность — 5 выст/мин.

Боеприпасы

Боекомплект и баллистика 2,5-дм пушки образца 1883 года.

По имеющимся данным для горного варианта пушки шли унитарные патроны с более тяжёлыми снарядами. Так в состав боекомплекта горной пушки входили:

1. Чугунная двустенная граната массой 4,15 кг длиной в 3,6 клб, масса ВВ 66 г (по др. данным 73 г). Трубка ударная образца 1884 г.
2. Шрапнель диафрагменная со стальным корпусом и приставкой латунной головной массой 4,15 кг длиной в 3,9 клб, масса взрывчатого вещества 30 г. Шрапнель содержала 100 стальных пуль диаметром 12,7 мм и массой 10,7 г (по др. данным 88 пуль массой 11,95 г). Трубка 10-секундная образца 1885 г.

Картечь к пушкам Барановского не полагалась — при необходимости шрапнель ставилась на 0,1 с.

Для десантной пушки в боекомплект входили:

1. Чугунная граната массой 2,55 кг длиной в 2,6 клб, масса ВВ - 90 г пороха. Трубка ударная.
2. Шрапнель массой 2,4 кг длиной в 2,9 клб (по др. данным была и шрапнель массой до 3 кг имевшая 56 пуль). Трубка 10-секундная.
3. Картечь в жестяной оболочке массой 3,35 кг длиной 3,9 клб, содержала 96 пуль диаметром 19 мм и массой по 25,6 г.
4. Учебный патрон со сплошным деревянным имитатором снаряда.

Табличная дальность стрельбы десантной составляла 1830 м, при этом у гранаты Vо = 372 м/с и угол +10°, а у шрапнели соответственно 329 м/с и угол +6,1°.

Снаряды имели два медных (или латунных) пояска: ведущий и центрирующий. Гильза патрона составная: к стальному поддону прикреплён жестяной корпус, который закреплён у фланца с помощью стального наружного кольца. Стенки корпуса гильзы состоят из 2 кусков вылуженной жести, которые свёрнуты в трубку. Гильзы одинаковые для всех вариантов 2,5-дм пушек Барановского. Крепление снарядов в дульце гильзы производилось на ведущем пояске. Снарядный ящик имел 9 гнёзд, в которых размещались 4 гранаты и 4 шрапнели, в 9-м гнезде — мелкая принадлежность.

Модификации пушки

Конная пушка

В сентябре 1877 года первая конная батарея из двух 2,5-дюймовых пушек Барановского была отправлена на русско-турецкий фронт. В том же году было решено сформировать одну опытную конную батарею 6-орудийного состава. Материальная часть для этой батареи была изготовлена к весне 1878 года, но массовое производство начато не было.

Горная пушка

На основе конной пушки Барановский спроектировал горную пушку такой же конструкции и на свои средства изготовил её на заводе Бергера. 20 января 1878 года он доставил орудие из Германии и предложил её за 1200 рублей Главному артиллерийскому управлению. После сравнительных испытаний вместе с 7,5-см горной пушкой Круппа установили, что по точности стрельбы пушка Барановского значительно превосходит крупповскую, по эффективности действия гранаты пушки равны, а по эффективности действия шрапнели пушка Круппа несколько лучше. Комиссия отдала предпочтение пушке Барановского.

9 мая 1878 года в Германии был размещён заказ на 40 горных пушек Барановского для формирования 4-х батарей. К февралю 1879 года все 40 орудий были изготовлены и в середине того же года были приняты военным ведомством.

Попытки изготовить для пушки подходящий лафет затянулись. Барановский представил свой лафет (неразборный стальной) в начале 1878 года. Но при испытаниях станины оказались слишком длинны и беспокоили вьючную лошадь. Укороченный же лафет опрокидывался при стрельбе. В ноябре 1878 года Барановский изготовил складной лафет из листовой бессмеровской стали — первый складной лафет в Европе. Но и этот вариант оказался не совсем удачным. Затем были спроектированы горные лафеты Дюшена и Энгельгардта. В конце 1879 года двоюродный брат Барановского изготовил новый складной лафет, который успешно прошёл испытания, но не был принят Артиллерийским комитетом из-за высокой стоимости производства. Более дешёвый железный станок спроектировал инженер Крель. В начале 1880 года Артиллерийский комитет внезапно изменил тактико-техническое задание на горный лафет и потребовал увеличить углы вертикального наведения. Крель оперативно изготовил три новых образца железных складных лафетов. Первый образец не выдержал испытаний, а второй и третий успешно их преодолели.

После принятия лафета к производству 2,5-дюймовые горные пушки Барановского на лафетах Креля поступили на вооружение:

• 5-й батареи 38-й артиллерийской бригады (8 орудий);

• 7-й батареи Туркестанской артиллерийской бригады (8 орудий);

• 3-й батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады (8 орудий);

• 1-й батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады (4 орудия);

• 2-й батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады (4 орудия).

Десантная пушка

28 декабря 1876 года генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич осмотрел конную пушку Барановского, приказал приобрести один экземпляр и изготовить к ней опытный морской станок.

Станок устанавливался на специальной тумбе, прикреплённой тремя болтами к палубе (в виде равностороннего треугольника). Высота оси цапф от палубы составляла 1068 мм. Чтобы переставить качающуюся часть пушки с корабельной тумбы на колесный десантный лафет, требовалось отвинтить всего один болт. Высота оси цапф на колёсном лафете составляла 864 мм. На шлюпках пушка устанавливалась на колесном лафете. При этом колеса снимались, а концы оси лафета помещались в железных подцапфенниках, имевшихся в планшире шлюпки, и прикрывались железными горбылями. Задний конец хобота лафета прихватывался к банке канатом. Таким образом, орудие могло вести огонь со шлюпки в небольшом носовом секторе.

Расчёт к пушке Барановского на корабле — 4 человека, на берегу — один унтер-офицер, два комендора и 16 человек прислуги. Для возки на берегу в лафет с пушкой или тележку с патронами впрягалось по 8 человек (четверо в дышло и столько же в лямки). Каждая десантная рота должна была иметь две пушки и одну тележку.

Первый заказ на 10 пушек Барановского Морское ведомство сделало 25 апреля 1878 года, хотя официально её приняли на вооружение лишь в 1882-м. К 1889 году в Морском ведомстве состояло на вооружении 60 пушек, а к 1901 году — 125. Эти орудия изготавливались на Опытном судостроительном заводе (к 1 мая 1901 года завод сдал Морскому ведомству 148 пушек), а станки — на заводе братьев Барановских и на Металлическом заводе в Петербурге.

Десантные пушки поступили на вооружение всех кораблей русского флота от канонерских лодок до броненосцев.

Судьба пушки

Конная и горная пушка

В 1880-х годах Главное артиллерийское управление было крайне консервативно и с недоверием относилось к противооткатным устройствам и орудиям с откатом по оси канала, унитарному и даже раздельно-гильзовому заряжанию. С 1885 года батареи, вооруженные пушками Барановского, начали перевооружаться 2,5-дюймовыми пушками образца 1883 г., а пушки Барановского отправились на склад. В 1891 году рассматривался вопрос о вооружении пушками Барановского речных пароходов на Аму-Дарье и Амуре, но реализовано это предложение не было.

На 28 ноября 1897 года на складах хранилось пушек Барановского: 6 конных (на Санкт-Петербургском складе) и 40 горных. К горным пушкам имелось 72 лафета. Журналом Артиллерийского комитета № 591 за ноябрь 1897 года постановлено находившиеся на складах 2,5" горные пушки Барановского исключить и считать негодным имуществом, высказав при этом пожелание сохранить по одному экземпляру как конной, так и горной пушек Барановского для Артиллерийского музея.

По данным А. Широкорада, несколько орудий применялись в системе ПВО Морской крепости Петра Великого. Какое-то количество пушек оставалось на складах и после Гражданской войны. 31 августа 1923 года они были отнесены к 3-й категории как «утратившие всякое боевое значение».

Десантная пушка

До начала русско-японской войны десантная пушка практически не воевала. В 1902 году в Пекине рота моряков с их помощью обороняла русское посольство от восставших «ихэтуаней». В ходе русско-японской войны 1904—1905 годов пушки использовались в действиях на суше и на море и даже служили для береговой обороны Командорских островов.

Однако война по­казала неэффективность 2,5" пушек, и в 1907—1908 годах флот вообще отказался от них. В 1908 году морское ведомство предложило передать десантные пушки сухопутному ведомству, но Главное артиллерийское управление решительно отказалось, после чего пушки были отправлены в переплавку.

Влияние на развитие артиллерии

Изобретение Барановского опередило своё время. В 1880-х годах принципы устройства 2,5-дюймовых скорострельных пушек были заимствованы всеми странами.

Конструкция 3-дюймовой полевой скорострельной пушки образца 1902 года (Путиловский завод, СПб) целиком была основана на принципах, разработанных В. С. Барановским. Эта пушка несколько превосходила скорострельные 75-мм французскую и 77-мм немецкую пушки и оказалась на редкость долговечной — она использовалась более 30 лет.

Источники

• [ww1.milua.org/RusBaranovskyjgun1.htm А. Широкорад: 2,5-дюймовая конная пушка Барановского] (А. Б. Широкорад)
• [ww1.milua.org/R2,5incBerg83.htm А. Широкорад: 2,5-дюймовая (63,5 мм.) горная пушка образца 1883 г.]
• А. Б. Широкорад. [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/MK/1997_02/index.htm Корабельная артиллерия российского флота 1867—1922 г.]. — «Морская коллекция». — Чехов, 1997. — 40 с.

Отрывок, характеризующий Скорострельная пушка Барановского

«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.