Случай в Каскадных горах

Случай в Каскадных горах — один из самых известных случаев, привлекших внимание общественности к существованию неопознанных летающих объектов. Это случай наблюдения в 1947 г. над Каскадными горами (штат Вашингтон) «летающих тарелок» Кеннетом Арнольдом (Kenneth Arnold) — американским бизнесменом, занимавшимся продажей и установкой противопожарных установок. Подтверждения он не получил, однако существует как городская легенда. Изложен в книге Кеннета Арнольда и Рея Палмера (англ. Ray Palmer) «The coming of the saucers» (1952).

Наблюдение «летающих тарелок»

24 июня 1947 г. около 14 часов Кеннет Арнольд направлялся в своём самолёте из Чехейлиса в Якиму (штат Вашингтон). По пути Арнольд надумал какое-то время поискать обломки пропавшего самолёта, за которые было обещано вознаграждение, возле горы Маунт-Рейнир (Каскадные горы).

Находясь на высоте 9 200 футов, он заметил в воздухе вспышку от 9 предметов, находившихся от него на расстоянии 20—25 миль: «Я совершенно отчётливо видел их очертания на фоне снега, когда они приближались к горе…»

«Они пролетели приблизительно 20—25 миль и исчезли из виду. Около трёх минут я наблюдал, как цепь движущихся как блюдца по воде, словно брошенные плоские камни, предметов, растянувшаяся по крайней мере на 5 миль, лавировала между высокими горными вершинами. Они были плоски, как сковородки, и, словно зеркало, отражали солнечные лучи. Я видел всё это совершенно ясно и отчётливо».
Возле объектов двигался транспортный самолёт DC-4. Через 15 минут Арнольд полетел в Якиму.

Характеристики «тарелок» Арнольда

Конфигурация

К. Арнольд утверждал, что объекты летели «с севера на юг на высоте примерно 9 500 футов, как мне показалось, твёрдым курсом около 170 градусов». «Они летели очень близко от горных вершин, прямо на юго-юго-восток вдоль главного хребта, летели, как гуси, вытянувшись в линию, словно скованные цепью». «Они летели по диагонали, образуя звено, однако в их строе был довольно большой промежуток между первыми четырьмя и последними пятью». Объекты двигались почти перпендикулярно курсу самолёта Арнольда. Самый верхний объект возвышался над самым низким приблизительно на 1 000 футов. Длину цепи объектов (около 5 миль) Арнольд вычислил, сравнив её с расстоянием между пиками Рейнир и Адамс, когда объекты пролетали мимо них.

Движение

«С периодичностью в несколько секунд два, а то и три из них одновременно как бы ныряли, слегка изменяя направление движения, и этого было достаточно, чтобы они, кренясь на ребро и освещаемые солнцем, посылали отражение на мой самолёт». При полёте объекты облетали горы. Именно эти слова Арнольда породили устойчивое выражение "летающее блюдце" - он сравнил ныряния с бликами на воде от брошенного плоского камня.

Форма и размер

Объекты были круглыми, а «толщина их составляла примерно 1/2 длины». Размер дисков он определил по тому, что объекты, почти также удалённые от Арнольда, как и DC-4 (установлено посредством ручного дальномера), составляли по величине около 2/3 его размаха крыльев, то есть 45—50 футов. Диски имели форму полумесяца, а сверху находился маленький «купол».

Скорость объектов

Объект, с которого начиналась цепь дисков, пролетел 47 миль вдоль горной гряды за 1 минуту и 42 секунды. Отсюда Арнольд заключил, что объекты двигались со скоростью 1656,71 миль в час. Данный показатель превышает скорость звука, и Арнольд приходит к выводу, что наблюдавшиеся им объекты не являются самолётами: ему не было ничего известно о самолётах, движущихся со сверхзвуковой скоростью.

Шумиха

Оказавшись в Якиме (Вашингтон), Арнольд рассказывает об увиденном Алу Бакстеру, руководителю Центральной авиационной службы, а когда оттуда добирается в Пендлтон (Орегон), у него берут интервью журналисты. Скоро Арнольд стал известным, на него обратило внимание множество газет. На одном из интервью Арнольд сообщил, что диски «летели, как летит пущеное по воде блюдце» — газета «Ист оригониен» ввела в оборот название «flying saucer» («летающая тарелка»).

Случай с Арнольдом вызвал популярность НЛО в Соединённых Штатах: за следующие два месяца почти 850 человек со всех концов страны заявляли, что видели в небе «летающие тарелки».

В прессе чаще всего высказывались либо с недоверием, либо пытались объяснить наблюдение «тарелок» отражением панели приборов на фонаре самолёта Арнольда, на что Арнольд реагировал болезненно. В конце концов он заявил:

Пусть меня называют Эйнштейном, Флэшем Гордоном или просто обманщиком, я ни на минуту не усомнюсь в том, что видел. Но теперь что бы я ни увидел в небе, пусть это даже будет летящий по воздуху десятиэтажный дом, я закрою глаза и не стану обращать на него ни малейшего внимания.

Исследование случая

7 июля 1947 г. Девид Джонсон по поручению газеты «Айдахо дейли стейтсмен» вместе с Кеннетом Арнольдом на самолёте безуспешно облетел штат Вашингтон с целью заснять «летающие тарелки» кинокамерой, 8 июля он облетел Монтану, Вашингтон и Орегон, также безуспешно.

Высказывались сомнения в правильности расчётов и измерений Арнольда: утверждали, что человек не способен разглядеть предмет максимум в 50 футов с расстояния минимум 20 миль, так как угол зрения при наблюдении такого предмета меньше 0,2". Таким образом, скорость объектов должна составлять 400 миль в час, что доступно для истребителей.

Другие считали, что скорость объектов определена правильно, но размеры были занижены, так что диски должны иметь 200 футов в поперечнике.

Предлагавшиеся объяснения

Управляемые ракеты

Установлено, что в 1947 году в 112 км к северо-востоку от Якимы, у озера Мозес, располагался испытательный полигон для запуска воздушных ракет. Если предположить, что скорость «тарелок» Арнольда завышена, то это вполне могла быть ракета.

Новые летательные аппараты

Кеннет Арнольд полагал, что наблюдавшиеся им «тарелки» являются управляемыми дистанционно новейшими моделями самолётов:

Очень сожалею, что вы не можете дать объяснение этим самолётам, но я уверен, они принадлежат нашему правительству. Сами по себе они, очевидно, безвредны, однако в сочетании с нашей атомной бомбой могут представлять угрозу жизни на планете (из телеграммы, отправленной Арнольдом начальнику Главного технического управления ВС 12 июля 1947 г.).

У меня возникло чувство, что мне следует рассказать об этом Федеральному бюро расследований США, так как во время войны мне доводилось летать в Россию. Я подумал, что эти объекты, возможно, оттуда.

Криптиды, живущие в атмосфере

В начале 1960-х Кеннет Арнольд высказывает предположение, что он наблюдал неизвестных науке животных, населяющих исключительно атмосферу.

Отражение солнечных лучей от снега или пыли

Известный уфолог Дональд Мензел в книге «Летающие тарелки» (англ. «Flying saucers» (1954)) пытался объяснить случай наблюдением снега, поднимаемого вдоль горных хребтов под действием турбулентных потоков воздуха:

Кружащиеся вихрем облака снега отражают, как зеркало, солнечные лучи, а их колеблющиеся поверхности создают впечатление, что цепь каких-то предметов, словно волна, несётся вдоль хребта.

Имеется и другое объяснение. В ясный тихий день в земной атмосфере может появиться один или несколько слоёв тумана или пыли. Такой слой почти невидим, когда смотришь на него снизу или сверху, но с летящего вдоль него самолёта он отлично виден. В определённых условиях туман или мгла отражают солнечные лучи, почти как зеркало... Конечно, это было ложное солнце».

Мензел заключает:

И можно лишь удивляться, почему сразу же не было покончено с этой таинственной историей...

Библиография

• Мензел Д. О «летающих тарелках» / Пер. с англ. Телятникова К. И. под ред. проф. Франк-Каменецкого Д. А.. — М.: Издательство иностранной литературы, 1962. — 352 с., ил., — С. 16—19;
• Цебаковский С. Я. Уравнение с НЛО. — М.: Современник, 1997. — 381 с., ил. — (Антология тайн, чудес и загадок), — С. 12—36;
• Уингейт Ф. Пришельцы / Пер. Покидаева Т. Ю.. — М.: Росмэн, 1999. — 48 с., ил. — С. 6—7;
• Рэнделс Д., Хоу П. Тайны НЛО. 50 лет загадочных контактов / Пер. Фурман Л. М.. — М.: Изд. Вече, 1998. — 384 с., ил. — С. 74, 77—78.

Отрывок, характеризующий Случай в Каскадных горах

(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.