Смирнов, Александр Петрович (политик)

Александр Петрович Смирнов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Секретарь ЦК ВКП(б)
11 апреля 1928 — 26 июня 1930
Первый заместитель председателя СНК РСФСР
20 февраля 1928 — 3 ноября 1929
Заместитель председателя СНК РСФСР
30 июля 1925 — 20 февраля 1928
Нарком земледелия РСФСР
7 июля 1923 — 16 февраля 1928
Предшественник:	Василий Григорьевич Яковенко
Преемник:	Николай Афанасьевич Кубяк
Рождение:	27 августа (9 сентября) 1877(1877-09-09) дер. Никола, Тверской уезд, Тверская губерния, Российская империя
Смерть:	10 февраля 1938(1938-02-10) (60 лет) Москва, РСФСР, СССР
Партия:	РСДРП с 1898 г.

Александр Петрович Смирнов (27 августа [9 сентября] 1877, деревня Никола, Тверская губерния — 10 февраля 1938, Москва) — советский государственный и партийный деятель, секретарь ЦК ВКП (б) (1928—1930).

Биография

Из крестьянской семьи. С 1894 года в Твери, рабочий на фабрике Морозова. В революционном движении с 1896 года. Член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Участник революции 1905—1907 гг. в Твери. Избран кандидатом в члены ЦК РСДРП в 1907 и 1912 гг.

Был избран депутатом Учредительного собрания. С 1917 г. член коллегии наркомвнудел, с 1918 года заместитель наркома по внутренним делам РСФСР.

• 1917 г. — председатель Богородского Совета (Московская губерния), член Президиума Московского губернского Совета,
• 1917—1918 гг. — член коллегии НКВД Российской Советской Республики — РСФСР,
• 1917—1919 гг. — товарищ-заместитель народного комиссара внутренних дел Российской Советской Республики-РСФСР,
• 1919—1923 гг. — заместитель народного комиссара продовольствия РСФСР,
• 1923—1928 гг. — народный комиссар земледелия РСФСР,
• 1923—1928 гг. — генеральный секретарь Крестинтерна,
• 1925—1928 гг. — заместитель председателя,
• 1928—1929 гг. — первый заместитель председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР,
• 1928—1930 гг. — секретарь ЦК ВКП(б),
• 1930—1931 гг. — член Президиума ВСНХ СССР,
• 1931—1933 гг. — председатель Всесоюзного совета по делам коммунального хозяйства при ЦИК СССР,
• 1933—1937 гг. — начальник отдела заводов первичной обработки пеньки Народного комиссариата лёгкой промышленности СССР.

В 1922—1933 — член ЦК партии. В 1924—1930 — член Оргбюро ЦК ВКП(б), в 1930—1933 — кандидат в члены Оргбюро ЦК ВКП(б).

Участник оппозиционной «группы Смирнова-Эйсмонта-Толмачёва», в 1934 году исключен из ВКП(б). Арестован 10 марта 1937, приговорен 8 февраля 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу, расстрелян 10 февраля 1938 года. Реабилитирован в июле 1958 г., в 1960 году восстановлен в КПСС.

Литература

• Советский энциклопедический словарь, М., 1981.
• Известия ЦК КПСС, N 7 (306), июнь 1990.
• Л. Г. Протасов. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОССПЭН, 2008.

Отрывок, характеризующий Смирнов, Александр Петрович (политик)

Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.