Льюис, Сондерс

Со́ндерс Джон Лью́ис (англ. Saunders John Lewis) (15 октября 1893 — 1 сентября 1985) — уэльский поэт, драматург, историк, критик и общественно-политический деятель. Он был видным валлийским националистом и основателем Валлийской национальной партии (позже известной как Партия Уэльса — Plaid Cymru). Льюис многими считается самой заметной фигурой в валлийской литературе XX века.

Биография

Льюис родился в 1893 году в валлийской семье, проживавшей в Чешире. Когда началась Первая мировая война, он изучал французский и английский язык в Ливерпульском университете. Пройдя войну в качестве офицера, Льюис вернулся в университет и получил степень по английскому языку.

В 1922 году он стал преподавателем валлийского языка в Университетском колледже в Суонси. За время своей работы там он написал самые известные свои литературоведческие труды: «Школа уэльских августинцев» (A School of Welsh Augustans) (1924), «Уильямс Пантикелин» (Williams Pantycelyn) (1927) и «Очерк истории валлийской литературы» (Braslun o hanes llenyddiaeth Gymraeg) (1932).

Опыт Первой мировой войны и сочувствие борцам за независимость Ирландии сделали его националистом, и в 1925 году он основал Валлийскую национальную партию (позже ставшую Партией Уэльса — Plaid Cymru). С 1926 по 1939 году он был её председателем.

Отец и дед Льюиса были известными методистскими проповедниками. В 1932 году Сондерс Льюис стал католиком.

В 1936 году вместе с Льюисом Валентайном и Дэвидом Джоном Уильямсом он совершил поджог школы пилотов-бомбардировщиков в Пениберте (графство Гуинет), протестуя против вторжения «империалистского» английского правительства в мирную жизнь этого района, где валлийские язык и культура сохраняли (и до сих пор сохраняют) наиболее прочные позиции. Эти события, известные как «Огонь на Ллине» (валл. Tan yn Llŷn), имеют культовое значение для становления валлийского национализма. Льюиса, Валентайна и Уильямса судили сначала в Карнарвоне, но, поскольку суд не вынес определённого решения, процесс был продолжен в Лондоне. Их осудили, Льюис был посажен в тюрьму и в результате потерял место преподавателя. Тем не менее, эти события сделали и его, и его партию известными всей стране.

В довоенные годы Сондерс Льюис положительно оценивал деятельность Адольфа Гитлера, заявив, что «он быстро выполнил своё обещание — над которым издевались во всех лондонских газетах в течение последних месяцев — и полностью уничтожил финансовое засилье евреев в экономике Германии».

До 1952 года, когда Льюис стал преподавать валлийский язык в Кардиффе, он работал журналистом и школьным учителем.

После ухода на пенсию в 1957 году Льюис продолжал призывы к активным действиям. В 1962 году он прочёл на радио BBC свою знаменитую лекцию Tynged yr iaith («судьба [валлийского] языка»). Она привела к созданию Товарищества валлийского языка, проводившего кампанию за предоставление валлийскому языку основных прав, которые позволили бы ему выжить. Особенную известность получила борьба за двуязычные дорожные знаки и валлийский телеканал.

В 1970 году он был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе. Среди его литературных произведений — пьесы, стихи, романы и очерки. Он писал в основном по-валлийски, но есть и английские сочинения. Ко времени своей смерти в 1985 году он был одним из самых знаменитых валлийских писателей.

Литературное творчество

Льюис был в первую очередь драматургом. Первой опубликованной пьесой стала Blodeuwedd («Женщина с цветами») (1923-25, переработано 1948). Среди других известных произведений — Buchedd Garmon («Житие Германа») (радиопьеса, 1936), Siwan (1956), Gymerwch chi sigarét? («Возьмёте сигарету?») (1956), Brad («Предательство») (1958), Esther («Эсфирь») (1960), и Cymru fydd («Уэльс завтра») (1967). Кроме того, он перевёл на валлийский пьесу Беккета «В ожидании Годо».

Он издал также два романа: «Моника» (1930) и «Дочь Гверна Хивела» (1964) — и два сборника стихов. Он опубликовал множество очерков и статей в газетах и журналах. Они также выходили в сборниках Canlyn Arthur («По следам Артура») (1938), Ysgrifau dydd Mercher («Очерки по средам») (1945), Meistri’r canrifoedd («Мастера столетий») (1973), Meistri a’u crefft («Мастера и их ремесло») (1981), и Ati ŵyr ifainc («Давайте, молодые люди») (1986).

Источники

• Griffiths, Bruce (1989), Saunders Lewis. Writers of Wales series. Cardiff : University of Wales Pres. ISBN 0-7083-1049-4.
• Jones, Alun R. & Gwyn Thomas (Eds.) (1973), Presenting Saunders Lewis. Cardiff: University of Wales Press. ISBN 0-7083-0852-X.
• Jones, Harri Pritchard (1991), Saunders Lewis : a presentation of his work. Illinois : Templegate. ISBN 0-87243-187-8.
• 'Lewis, Saunders (1893—1985)'. In Meic Stephens (Ed.) (1998), The new companion to the literature of Wales. Cardiff : University of Wales Press. ISBN 0-7083-1383-3.
• Chapman, T. Robin (2006), Un bywyd o blith nifer: cofiant Saunders Lewis. Llandysul, Gomer. ISBN 1-84323-709-1. In Welsh, but the only complete biography.

Ссылки

• [www.llgc.org.uk/ymgyrchu/Iaith/TyngedIaith/index-e.htm Сондерс Льюис и лекция Tynged yr iaith] на сайте [www.llgc.org.uk/ Национальной библиотеки Уэльса]
• [www.gtj.org.uk/item.php?lang=en&id=14563&t=1 Запрещённая радиолекция о национализме 1930 года] на сайте [www.gtj.org.uk/ Gathering the Jewels]

Отрывок, характеризующий Льюис, Сондерс

На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.