Сохацкий, Павел Афанасьевич

Павел Афанасьевич Сохацкий
Дата рождения:	1766(1766)
Место рождения:	с. Светличное Полтавская губерния
Дата смерти:	18 (30) марта 1809(1809-03-30)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	педагог, философ

Павел Афанасьевич Сохацкий (1766—1809) — профессор философии древней словесности в Московском университете.

Сын священника Полтавской губернии. В двенадцатилетнем возрасте был определён в Киевскую духовную академию, из которой на пятом году обучения, в начале 1782 года, был направлен в числе других учеников в «Учительскую семинарию», созданную при Московском университете Дружеским обществом. Через год, после окончания семинарии, стал студентом московского университета и членом учительской семинарии. Вскоре получил степень магистра философии и свободных наук и стал преподавать риторику в латинском и греческом классах Университетской гимназии.

30 июня 1793 года на торжественном собрании Московского университета он произнёс речь «Слово о главной цели воспитания», в котором выразил свои основные педагогические взгляды. После удаления, в 1795 году, Мелльмана из университета, Сохацкий был назначен его преемником по кафедре в звании экстраординарного профессора и ректором университетской гимназии; руководил высшим филологическим классом. В 1801 году избран ординарным профессором Московского университета по кафедре философии и древней словесности. В 1805 году стал первым в московском университете преподавать эстетику.

Кроме классической словесности он преподавал несколько лет российскую словесность, логику и этику в университетском Благородном пансионе и для своего класса издал в русском переводе трактат по логике И. Уотса (Whatts; 1674—1748) «Умственная наука, или Прямое употребление разума в исследовании истины». Для руководства слушателям к лекциям эстетики, он издал в 1803 году книгу гёттингенского профессора К. Мейнерса «Главное начертание теории и истории изящных наук» (М., 1803. Ч. 1—2; 2-е изд. М., 1826) и прибавил к этому переводу «Чертёж системы эстетики».

Среди учеников Сохацкого — А. С. Грибоедов, С. П. Жихарев, И. М. Снегирёв. Вспоминая лекции Сохацкого по эстетике, Жихарев писал: «Прекрасно также говорит и Павел Афанасьевич: он основательно изучил свой предмет и предлагает его убедительно <...> слушаю его с величайшим удовольствием».

П. А. Сохацкий написал «Изъяснения об изящных науках и искусствах». Свои воззрения на изящные искусства он выразил в слове, произнесенном в 1801 году: «О предметах, свойстве и влиянии изящного вкуса на счастье жизни». Он — автор произнесённого в память Шувалова «Похвального слова» и оды под заглавием «Памятник другу просвещения отечества»; а также торжественного слова на полувековой юбилей московского университета (в 1805 году). Написал несколько од на коронацию императора Павла, на восшествие на престол императора Александра I.

Сохацкий издавал журналы: «Приятное и полезное препровождение времени» (1793—1798, вместе с Подшиваловым), «Ипокрена или утехи любославия» (1799—1801), «Новости Русской Литературы» (1802—1804), ), «Минерва» (1806—1807; вместе с Победоносцевым). По предложению Мелиссино, начал издавать с 1790 года, вместе с Гавриловым «Политический Журнал», который потом продолжаем был Гавриловым под именем «Исторического, Статистического и Географического Журнала». Некоторые из журналов Сохацкого замечательны тем, что в них были напечатаны сочинения лучших писателей того времени, а также первые юношеские опыты Жуковского, Нарежного и других.

Им были изданы учебные книги «Principia sermonis graeci» (1796) — о греческом красноречии, и «Краткое начертание латинского слога» (с нем.; 1796) бреславского профессора Г. Г. Фюллеборна (Fülleborn; 1769—1803). Принимал участие в подготовке «Нового и полного словаря: Первое отделение, содержащее немецко-российско-французский словарь» (1796—1797) И. А. Гейма.

П. А. Сохацкий был действительным членом и секретарем «Общества истории и древностей российских».

Похоронен на Лазаревском кладбище в Москве.

Литература

• Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 228. — 300 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8037-0164-5.
• Сохацкий, Павел Афанасьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [pedagogic.ru/books/item/f00/s00/z0000026/st030.shtml Из речи Сохацкого «Слово о главной цели воспитания»] в «Библиотеке по педагогике»

Отрывок, характеризующий Сохацкий, Павел Афанасьевич

Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.