Социология научного знания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Социология научного знания (Sociology of scientific knowledge) — направление науковедческих исследований, фокусирующееся на роли социальных факторов в процессе производства и воспроизводства научного знания. Как науковедческая дисциплина, акцентированная на вопросах содержания научного знания, социология научного знания отличается от социологии науки.

Первые исследования по социологии научного знания начались еще в 1930-е годы. Бурное развитие социологии научного знания приходится на 1970-е годы. Именно в это время появился ряд академических международных журналов, сформировалось сообщество исследователей, в середине 1970-х вышел ряд классических монографий. Из ранних работ наиболее важны труды Людвика Флека (1896—1961), Бориса Гессена (1893—1936), Майкла Полани (1891—1976) и Томаса Куна (1922—1996). К современным классикам этого направления можно отнести британского социолога Дэвида Блура (р. 1942)[1], одного из разработчиков концепции строгой теории.



См. также

Источники

  • Bloor, David (1976) Knowledge and social imagery. London: Routledge.

Напишите отзыв о статье "Социология научного знания"

Примечания

  1. Блур Д. [www.ruthenia.ru/logos/number/2002_05-06_35.htm Сильная программа в социологии знания//]. — Философско-литературный журнал "Логос", 2002. — Т. 5/6. — С. 162-185 (первая глава основной методологической работы Дэвида Блура «Знание и социальные представления» Bloor, David. Knowledge and Social Imagery. 2 ed. Chicago and London: The University of Chicago Press. 1991. P. 3-23).


Отрывок, характеризующий Социология научного знания

– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.