Социология культуры

Социоло́гия культу́ры (англ. Sociology of culture), культу́рсоциология (нем. Kultursoziologie) — отраслевая социологическая теория, объектом изучения которой являются закономерности функционирования и развития культуры в обществе, а также складывание, усвоение, сохранение и дальнейшая передача культурных норм, идей, ценностей, образцов поведения, представлений, которые выступают в качестве регуляторов отношений между людьми, а также взаимоотношения общества и природы.

История

Термин социология культуры был впервые употреблён Максом Адлером.

Предметом изучения социологии культуры Адлер считал социальные факторы становления и существования культурных ценностей и норм. Но данное определение предмета социологии культуры не было принято на Западе большинством последующих её исследователей, а Адлера критиковали по той причине, что в философской и общественно-политической литературе такие понятия, как «общество» и «культура» использовались, за очень редкими исключениями, применялись как тождественные. А также считалось, что нет смысла подменять социологию как таковую социологией культуры. Например создатель культурологии Лесли Уайт считал, что социология бессильна в том, чтобы чётко размежевать культурное и социальное, поскольку, по его мнению, она рассматривает культуру только как отдельную грань социальных взаимосвязей, хотя общество является функцией культуры.

Карл Мангейм определял социологию культуры как специфическую разновидность интерпретации произведений культуры.

Структурный функционализм Толкотта Парсонса способствовал сильному сужению предмета социологии культуры, поскольку в его основании лежит культурный детерминизм и, следовательно, культура рассматривается как краеугольный камень для существования и развития всех областей жизнедеятельности общества.

Области исследования

В западноевропейской социологической науке социология культуры является собирательным понятием, поскольку сюда относят социологию кино, социологию музыки, социологию театра и другие направления культурных исследований. А неоднозначность в определении понятия «культура» приводит к тому, что возникает множество самых разных подходов в зарубежной и отечественной научной мысли. В широком смысле социология культуры является не просто одной из отраслей социологии, а охватывает всю сложность общественной жизни, рассматривая её под своим особым углом зрения. Культура содержится в любой целенаправленной области социальной деятельности человека: быт, труд, здравоохранении, политика и т. д. Таким образом можно говорить о социальной деятельности, которую человек направляет на наиболее полное развитие заложенных в нём способностей и на воплощение в жизнь своих общественных целей. В узком смысле культура представляет собой достаточно самостоятельную систему, которая охватывает духовную сферу.

При социологическом походе к изучению культуры важным является её аксиологическая сторона, где выделяется её ценностное содержание. Это помогает объединить отдельные части культуры в целостную систему, которая на разных уровнях иерархии обеспечивает их взаимосвязь: в целом общества или отдельных социальных групп и личностей. Изначально существует непосредственная связь аксиологизации культуры с теми положительными свойствами, которыми её наделяют. При этом внимание заостряется не только на уровне развития общества, но и на тех целях, ради которых используются плоды и достижения человеческих рук и ума. А также обращается пристальное внимание на то, служат ли они разностороннему личностному развитию, применяются ли в гуманистических целях и т. д. При этом человек в одном и то же время выступает, как в качестве объект, так и субъекта культурного развития. В свою очередь культура рассматривается как способ гуманизации и гармонизации человека и общества. Социология культуры выполняет одну из важнейших задач — социологическое изучение ступеней складывания ценностей, которые включают интересы, предпочтения и ориентации. Всё это создаёт широкую возможность перейти от количественного анализа к качественному, а также совершенствованию методов измерения культурных явлений.

В России

Социологическое изучение культуры в России началось только в 80-е годы XX века и нашло своё отражение в работах Л. Н. Когана, Л. Г. Ионина, А. И. Шендрика и др.

Литература

на русском языке

• Абушенко В. Л. [voluntary.ru/dictionary/568/word/sociologija-kultury-kultursociologija Социология культуры, культурсоциология] // Социология: Энциклопедия / Сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. — Мн.: Книжный Дом, 2003. — 1312 с. — (Мир энциклопедий). — ISBN 985-428-619-3.
• [www.psyoffice.ru/6-578-sociologija-kultury.htm Социология культуры] // Краткий словарь по социологии / Сост. О. С. Голованов. — Кыштым: Кыштымский филиал ЮУрГУ, 2001. — 215 с.
• Манхейм К. О специфике культурно-социологического познания // Избранное. Социология культуры = Karl Mannheim Essays on the Sociology of Culture / Пер. с нем. А. В. Дранова; Под ред. Е. О. Тучкова. — М.; СПб.: Университетская книга, 2000. — 501 с. — (Книга света). — ISBN 5-7914-0023-3, ISBN 5-323-00011-2.
• Култыгин В. П. [www.isras.ru/files/File/Socis/2008-08/Kultygin_22.pdf Социология культуры или социология культурно-духовной сферы] // Социологические исследования. — 2008. — № 8. — С. 143-146.
• Михайлова Л. И. Социология культуры: Учебное пособие. — М.: ИТК «Дашков и К», 2005. — 344 с. — ISBN 5-94798-535-7.
• Орлова И. Б. [voluntary.ru/dictionary/619/word/sociologija-kultury Социология культуры] // Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. академика РАН Г. В. Осипова. — М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1998. — 672 с.

на других языках

• Griswold W. [books.google.ru/books?id=dwQPS4H3aVcC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Cultures and Societies in a Changing World]. — 4th ed.. — Thousand Oaks: SAGE, 2012. — 208 p.
• Peacock J. L. Durkheim and the Social Anthropology of Culture // Social Forces. — Oxford: Oxford University Press, 1981. — Т. 59, № 4, Special Issue. — P. 996–1008. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1534-7605&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1534-7605]. — DOI:10.2307/2577977.
• Swartz D. [books.google.ru/books?id=wtv6upysjjgC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Culture & Power: The Sociology of Pierre Bourdieu]. — Chicago: University of Chicago Press, 1997. — 333 p.
• Swidler A. Culture in Action: Symbols and Strategies // American Sociological Review. — American Sociological Association, 1986. — Т. 51, № 2. — P. 273–286. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0003-1224&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0003-1224].
• Swidler G. Society and culture in sociological and anthropological tradition. — Thousand Oaks: Sage Publications, 2001.

Отрывок, характеризующий Социология культуры

– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.