Экосоциология

Экосоциология (экологическая социология, англ. Environmental sociology) — отрасль социологии, находящаяся на стыке общественных и естественных наук. Начавшись как изучение человеческих сообществ в американских городах начала XX века с практической целью адаптации очередной волны иммиграции из Европы, к сегодняшнему дню экосоциология превратилась в отрасль глобалистики, изучающей прямые и обратные связи между человеком и биосферой на всех уровнях, включая влияние глобализации на локальную жизнь. Экосоциология тесно связана с урбанистикой, теорией местного самоуправления, регионалистикой, рискологией.

История экосоциологии

Основоположники экологической социологии — Флориан Знанецкий, Роберт Парк, Льюис Вирт и другие (Чикагская школа человеческой экологии) — в 1920-1940-х годах ввели в социологию такие важные понятия как «чужой», «маргинальный человек» и другие. В те же годы русский учёный Владимир Вернадский выдвинул концепцию «биосферы» как социоприродного организма.

Экосоциальные проблемы изучают: в США — Riley Dunlap, в Италии — Mario Diani, в Великобритании — Christopher Rootes и Steve Yearley, в Канаде — Raymond Murphy. Исследовательский комитет «Environment and Society» — один из самых крупных в Международной социологической ассоциации.

В России с начала XX века не прекращаются острые дискуссии об «идеальной» организации городского сообщества (Города-сады 1910-х, дискуссия о соцгороде 1920-1930-х, «Новый элемент расселения» 1950-х, «О генеральном плане Москвы» 1930-х, 1960-х, 1990-х и т. д.). В современной России экосоциальными проблемами занимаются Ольга Аксёнова, Светлана Баньковская, Вячеслав Глазычев, Дмитрий Ефременко, Эдуард Кульпин, Ирина Халий, Ольга Цепилова, Елена Шомина, Олег Яницкий и другие; в секторе социально-экологических исследований института социологии РАН (руководитель профессор Олег Яницкий) изучаются такие темы, как экологическая модернизация и экологическое движение в России, ведётся сравнительный анализ концептуальных подходов к проблеме в России, США и Европе, изучается взаимодействие реальных и виртуальных человеческих сообществ, собирается архив интервью и документов по теме.

См. также

• Устойчивый транспорт

Литература

• R. Dunlap. Handbook of Environmental Sociology. — 2000.
• Олег Яницкий. Russian Greens in a Risk Society. A Structural Analysis. — Нельсинки, 2000.
• Светлана Баньковская. Экологии социальной концепции // Современная западная социология. Словарь. — М., 1990.
• Светлана Баньковская. Инвайронментальная социология. -- Рига, 1991.
• Захаров В. М. Приоритеты национальной экологической политики России. — М., 1999.
• Олег Яницкий Российская экосоциология за 50 лет. Итоги и новые вызовы. // Социологические исследования. — 2008. — № 6.
• [www.isras.ru/index.php?page_id=9&tid=55&idruk=101 Список публикаций по теме экологическая социология на сайте института социологии РАН]
• [www.isras.ru/files/File/publ/Yanitsky_Prirodoohran_seti_Rossii%281%29.pdf Природоохранные сети России и их социальный капитал (гносеологические и теоретические проблемы)] / Институт социологии РАН, Яницкий О.Н. // Официальный сайт ИС РАН - 2012. ISBN 978-5-89697-215-0
• [www.isras.ru/files/File/publ/Yanitsky_Monografiya_Ecokatastrofy.pdf Экологические катастрофы: структурно-функциональный анализ] / Институт социологии РАН, Яницкий О. Н. // Официальный сайт ИС РАН - 2013. ISBN 978-5-89698-230-3

Отрывок, характеризующий Экосоциология

– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.