Кун, Томас Сэмюэл

Томас Сэмюэл Кун
Thomas Samuel Kuhn
Место рождения:	Цинциннати, Огайо, США
Место смерти:	Кембридж, Массачусетс, США
Страна:	США США
Школа/традиция:	Аналитическая философия
Направление:	Западная философия
Период:	Философия XX века
Основные интересы:	Философия науки
Значительные идеи:	«смена парадигм», диспропорциональность, нормальная наука
Оказавшие влияние:	К. Г. Гемпель, Ж. Пиаже, М. Полани
Испытавшие влияние:	П. Фейерабенд, М. Ротбард (и многие последующие философы науки)

То́мас Сэ́мюэл Ку́н (англ. Thomas Samuel Kuhn; 18 июля 1922, Цинциннати, Огайо — 17 июня 1996, Кембридж, Массачусетс) — американский историк и философ науки. Стэнфордская философская энциклопедия называет Куна одним из самых влиятельных философов науки XX столетия, возможно, самым влиятельным. Его книга «Структура научных революций» является одной из самых цитируемых научных книг за всю историю науки.

Согласно Куну, научное знание развивается скачкообразно, посредством научных революций. Любой критерий имеет смысл только в рамках определённой парадигмы, исторически сложившейся системы воззрений. Научная революция — это смена научным сообществом объясняющих парадигм.

Биография

Томас Кун родился в Цинциннати, Огайо, в еврейской семье. Его отец, Сэмюэл Л. Кун, был инженером-гидравликом, выпускником Гарвардского университета и Массачусетского института технологии; мать, Минетт Кун (урожд. Струк), работала редактором. Когда Томасу было 6 месяцев, семья перебралась в Нью-Йорк.

В 1943 году Кун окончил Гарвардский университет и получил степень бакалавра по физике. В годы Второй мировой войны был определён для гражданской работы в Бюро научных исследований и разработок (Office of Scientific Research and Development).

В 1946 году получил степень магистра (master’s degree) по физике в Гарварде. 1947 год — начало формирования основных тезисов: «структура научных революций» и «парадигма».

• 1948—1956 — занимал различные преподавательские должности в Гарварде; преподавал историю науки.
• 1949 — в Гарварде защитил диссертацию по физике.
• 1957 — преподавал в Принстоне.
• 1961 — работал профессором истории науки на кафедре Калифорнийского университета в Беркли.
• 1964—1979 — работал на университетской кафедре в Принстоне, преподавал историю и философию науки.
• 1979—1991 — профессор Массачусетского технологического института.
• 1983—1991 — профессор философии Лоренса С. Рокфеллера в том же институте.
• 1991 — вышел на пенсию.

В 1994 году у Куна был диагностирован рак бронхов; умер в 1996 году.

Кун был дважды женат. Первый раз на Катерине Мус (с которой у него было трое детей), а затем на Джиэн Бартон.

Научная деятельность

Наиболее известной работой Томаса Куна считается «Структура научных революций» (The Structure of Scientific Revolutions, 1962), в которой рассматривается теория о том, что науку следует воспринимать не как постепенно развивающуюся и накапливающую знания по направлению к истине, но как явление, проходящее через периодические революции, называемые в его терминологии «сменами парадигм» (англ. paradigm shift). Изначально «Структура научных революций» была опубликована в виде статьи для «Международной энциклопедии унифицированной науки» («International Encyclopedia for Unified Science»), издаваемой Венским кружком логических позитивистов, или неопозитивистов. Огромное влияние, которое оказало исследование Куна, можно оценить по той революции, которую она спровоцировала даже в тезаурусе истории науки: помимо концепции «смены парадигм», Кун придал более широкое значение слову «парадигма», использовавшемуся в лингвистике, ввёл термин «нормальная наука» для определения относительно рутинной ежедневной работы учёных, действующих в рамках какой-либо парадигмы, и во многом повлиял на использование термина «научные революции» как периодических событий, происходящих в различное время в различных научных дисциплинах, — в отличие от единой «Научной Революции» позднего Ренессанса.

Предложенная Куном модель исторической эволюции науки направлена как против антиисторизма неопозитивистов, так и критических рационалистов (Поппер). Кун отвергает общее для этих направлений убеждение в единственности, абсолютности и неизменности критериев научности и рациональности.

Эпистемологическая критика модели Куна отметила недостаточность обоснованности положения Куна о «несоизмеримости» парадигм, социологическая — искусственность понятия «научное сообщество». С свою очередь со стороны научного сообщества В. Л. Гинзбург отмечает в модели Куна такие недостатки, как непонимание принципа соответствия между старыми и новыми теориями принципиального значения, отсутствие подлинного историзма, непонимание неоднородности развития науки.

Во Франции концепция Куна стала соотноситься с теориями Мишеля Фуко (соотносились термины «парадигма» Куна и «эпистема» Фуко), хотя Фуко скорее занимался историческими «условиями возможного» научного дискурса. (В действительности мировоззрение Фуко было сформировано под влиянием теорий Гастона Башляра, который независимо разработал точку зрения на историю развития науки, схожую с куновской.)

Работа Куна весьма широко используется в социальных науках — например, в постпозитивистско-позитивистской дискуссии в рамках теории международных отношений.

Этапы научной революции

Ход научной революции по Куну:

• нормальная наука — каждое новое открытие поддаётся объяснению с позиций господствующей теории;
• экстраординарная наука. Кризис в науке. Появление аномалий — необъяснимых фактов. Увеличение количества аномалий приводит к появлению альтернативных теорий. В науке сосуществует множество противоборствующих научных школ;
• научная революция — формирование новой парадигмы.

Общественная деятельность и награды

Кун был членом Национальной академии наук, Американского философского общества, Американской академии наук и искусств.

В 1982 году профессор Кун удостоен медали Джорджа Сартона в области истории науки (the George Sarton Medal in the History of Science).

Имел почётные звания многих научных и учебных заведений, в том числе университета Нотр-Дам, Колумбийского и Чикагского университетов, университета Падуи и Афинского университета.

Публикации сочинений

На английском языке

• Bird, Alexander. Thomas Kuhn Princeton and London: Princeton University Press and Acumen Press, 2000.
• Fuller, Steve. Thomas Kuhn: A Philosophical History for Our Times (Chicago: University of Chicago Press, 2000.
• Kuhn, T.S. The Copernican Revolution. Cambridge: Harvard University Press, 1957.
• Kuhn, T.S. The Function of Measurement in Modern Physical Science. Isis, 52(1961): 161—193.
• Kuhn, T.S. The Structure of Scientific Revolutions (Chicago: University of Chicago Press, 1962) ISBN 0-226-45808-3.
• Kuhn, T.S. «The Function of Dogma in Scientific Research». pp. 347-69 in A. C. Crombie (ed.). Scientific Change (Symposium on the History of Science, University of Oxford, 9-15 July 1961). New York and London: Basic Books and Heineman, 1963.
• Kuhn, T.S. The Essential Tension: Selected Studies in Scientific Tradition and Change (1977).
• Kuhn, T.S. Black-Body Theory and the Quantum Discontinuity, 1894—1912. Chicago: University of Chicago Press, 1987. ISBN 0-226-45800-8.
• Kuhn, T.S. The Road Since Structure: Philosophical Essays, 1970—1993. Chicago: University of Chicago Press, 2000. ISBN 0-226-45798-2.

На русском языке

• [www.psylib.ukrweb.net/books/kunts01/index.htm Структура научных революций]. Перев. И. З. Налётова. М., 1975.
  • Др. издание: Структура научных революций. М., 2009. — 310 с. — ISBN 978-5-17-059190-9.
• Объективность, ценностные суждения и выбор теории. — В кн.: Современная философия науки. Хрестоматия. М., 1994. — 253 с. — ISBN 5-02-013589-5. — с.37-51.
• Логика науки или психология исследования? — В кн.: Философия науки. Вып. 3. Проблемы анализа знания. М., 1997. — ISBN 5-201-01950-1. — с.20-49.
  • Др. издание: Логика науки или психология исследования? — В кн.: Кун, Томас. Структура научных революций. М.: «АСТ», 2003. — 605 с. — ISBN 5-17-010707-2. — с.539-576.
• Замечания на статью И.Лакатоса. — В кн.: Кун, Томас. Структура научных революций. М.: «АСТ», 2003. — 605 с. — ISBN 5-17-010707-2. — с.577-591.

См. также

• История науки
• Парадигма
• Сдвиг парадигм

Ссылки

• [www.tskuhn.com Thomas Kuhn Online] (News, Philosophy, Biography, Bibliography)
• Порус В. Н. [iph.ras.ru/elib/1588.html Кун, Томас Сэмюэл] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
• [des.emory.edu/mfp/Kuhnsnap.html Биография Т. Куна, outline книги «Структура научных революций»] на сайте Университета Эмори  (англ.)
• [www-tech.mit.edu/V116/N28/kuhn.28n.html Thomas S. Kuhn (The Tech p9 vol 116 no 28, 26 June 1996)]  (англ.) — некролог на сайте газеты «The Tech» (англ.)
• [plato.stanford.edu/entries/thomas-kuhn/ Thomas Kuhn] // Stanford Encyclopedia of Philosophy  (англ.)
• О Куне и его наследии ежегоднике «Философия науки»: [iph.ras.ru/uplfile/root/biblio/ps/PS_10.pdf Философия науки. Выпуск 10]. М., 2004. — 249 с. — ISBN 5-201-02113-1.

Отрывок, характеризующий Кун, Томас Сэмюэл

Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.