Список султанов Занзибара
Поделись знанием:
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
В 1840 году оманский султан Сеид Саид, правивший с 1804 года, перенёс свою столицу из Маската в Каменный город на Занзибаре. После его смерти в 1856 году развернулась борьба между его сыновьями за наследование. В результате шестой сын Сейида Саида, Маджид ибн Саид, стал султаном Занзибара, а третий сын, Тувайни ибн Саид — султаном Омана. Султанат Занзибар существовал с 19 октября 1856 года, хотя получил независимость от Омана он лишь в 1861 году. Султаны Занзибара были ветвью оманской династии Бу-Саиди (Аль-Саид).
Султаны Занзибара
| # | Султан | Полное имя | Начало правления | Конец правления | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Маджид ибн Саид[A] | Сеид Маджид бин Саид аль-Бусаид | 19 октября 1856[1] | 7 октября 1870 | Брат Халида ибн Саида, хамиса Занзибара. До 1861 года хамис, с 1861 года султан Занзибара. В 1859 году Баргаш ибн Саид предпринял попытку государственного переворота с целью свержения брата. Переворот не удался, и Баргаш был сослан в Бомбей на два года[2]. |
| 2 | Баргаш ибн Саид | Сеид сэр Баргаш бин Саид аль-Бусаид | 7 октября 1870 | 26 марта 1888 | Брат Маджида ибн Саида. При нём возникла большая часть инфраструктуры Занзибара, включая водопровод, телеграф, дорожное строительство и т.д. В 1870 году подписал соглашение с Великобританией, запрещавшее рабство в Занзибаре. Рынок рабов в Мкуназини был закрыт[3]. |
| 3 | Халифа ибн Саид | Сеид сэр Халифа I бин Саид аль-Бусаид | 26 марта 1888 | 13 февраля 1890 | Брат Маджида ибн Саида. |
| 4 | Али ибн Саид | Сеид сэр Али бин Саид аль-Бусаид | 13 февраля 1890 | 5 марта 1893 | Брат Маджида ибн Саида. В июле 1890 года на острове Гельголанд был подписан Занзибарский договор, в соответствии с которым Занзибар стал британским протекторатом[B]. |
| 5 | Хамад ибн Тувайни | Сеид сэр Хамад бин Тувайни аль-Бусаид | 5 марта 1893[4] | 25 августа 1896 | Сын Тувайни ибн Саида, султана Саидидского государства Маската и Омана в 1856—1866. |
| 6 | Халид ибн Баргаш | Сеид Халид бин Баргаш аль-Бусаид | 25 августа 1896 | 27 августа 1896[C] | Отстранён от власти в результате Англо-занзибарской войны, длившейся 38 минут. |
| 7 | Хамуд ибн Мухаммад ибн Саид | Сеид сэр Хамуд бин Мухаммад аль-Саид | 27 августа 1896[5] | 18 июля 1902 | 6 апреля 1897 издал указ, окончательно искореняющий рабство на Занзибаре[5]. За это произведён в рыцари королевой Викторией. |
| 8 | Али ибн Хамуд | Сеид Али бин Хамуд аль-Бусаид | 20 июля 1902[6] | 9 декабря 1911[D] | |
| 9 | Халифа ибн Харуб ибн Тувайни | Сеид сэр Халифа II бин Харуб аль-Саид | 9 декабря 1911 | 9 октября 1960 | Зять (муж сестры) Али ибн Хамуда. При нём были построены порт в Каменном Городе и дороги на острове Пемба[3].[7] |
| 10 | Абдуллах ибн Халифа | Сеид сэр АбдАллах бин Халифа аль-Саид | 9 октября 1960 | 1 июля 1963[E] | |
| 11 | Джамшид ибн АбдАллах | Сеид сэр Джамшид бин АбдАллах аль-Саид | 1 июля 1963 | 12 января 1964[F] | 10 декабря 1963 года Занзибар получил независимость от Великобритании как конституционная монархия[8]. Свергнут в ходе Занзибарской революции. |
Напишите отзыв о статье "Список султанов Занзибара"
Примечания
- A Маджид ибн Саид, младший и шестой сын Сеида Саида, стал султаном Омана после смерти отца 19 октября 1856 года. Однако старший брат Маджида, Тувайни ибн Саид, также претендовал на трон. В результате было решено, что Оман и Занзибар должны быть разделены на два независимых княжества. Маджид стал султаном Занзибара, Тувайни — султаном Омара[9].
- B После 1886 года Великобритания и Германия претендовали на то, чтобы включить части султаната Занзибар в свои колониальные империи[2]. В октябре 1886 года британско-германская комиссия по демаркации границы установила границу Занджа (владения Занзибара в Восточной Африке) в 10 морских милях (19 км) от побережья. Практически вся эта территория в следующие 10 лет отошла к колониальным державам.
- C После смерти Хамада ибн-Тувайни старший сын второго султана Занзибара и двоюродный брат Хамада, Халид ибн Баргаш, поддержанный Германией, захватил дворец и объявил себя новым правителем Занзибара. Однако Великобритания поддержала другого претендента, Хамуда ибн Мухаммада ибн Саида, что привело к перестрелке утром 27 августа, вошедшей в историю как англо-занзибарская война. Британские военные корабли подошли к султанскому дворцу и в ультимативном порядке потребовали, чтобы Халид в течение часа покинул дворец. После его отказа дворец был обстрелян. Халид бежал и укрылся в консульстве Германии, а через 45 минут после начала обстрела было заключено перемирие[10][11].
- D После того, как Али присутствовал на коронации Георга V, он решил отречься от престола и далее жить в Европе[3][6].
- E АбдАллах ибн Харуб ибн Тувайни умер от осложнения, связанного с диабетом[3].
- F После Занзибарской революции Джамшид ибн-АбдАллах бежал в Великобританию с семьёй и министрами[12][13].
- ↑ Ingrams 1967, pp. 162–163
- ↑ 1 2 Appiah & Gates 1999, С. 188
- ↑ 1 2 3 4 Michler 2007, С. 37
- ↑ Ingrams 1967, С. 173
- ↑ 1 2 Ingrams 1967, С. 175
- ↑ 1 2 Ingrams 1967, С. 176
- ↑ Ingrams 1967, С. 178
- ↑ United States Department of State 1975, С. 986
- ↑ Keane 1907, С. 483
- ↑ Ingrams 1967, pp. 174–175
- ↑ Owens 2007, pp. 1–5
- ↑ Conley, Robert (13 January 1964), "African Revolt Overturns Arab Regime in Zanzibar", The New York Times: pp. 1, 8
- ↑ "London Cuts Support For Rent-Poor Sultan", The New York Times: p. 2, 26 January 1964
Источники
- eds. Kwame Anthony Appiah ... (1999), Appiah & Gates, Henry Louis, Jr., eds., Africana: The Encyclopedia of the African and African American Experience, New York: Basic Books, ISBN 0-465-00071-1, OCLC [worldcat.org/oclc/41649745 41649745].
- Ayany, Samuel G. (1970), A History of Zanzibar: A Study in Constitutional Development, 1934-1964, Nairobi: East African Literature Bureau, OCLC [worldcat.org/oclc/201465 201465].
- Ingrams, William H. (1967), Zanzibar: Its History and Its People, Abingdon: Routledge, ISBN 0-7146-1102-6, OCLC [worldcat.org/oclc/186237036 186237036].
- Keane, Augustus H. (1907), [books.google.com/?id=NrgBAAAAYAAJ&printsec=titlepage Africa], vol. 1 (2nd ed.), London: Edward Stanford, OCLC [worldcat.org/oclc/6646364 6646364], <books.google.com/?id=NrgBAAAAYAAJ&printsec=titlepage>.
- Michler, Ian (2007), Zanzibar: The Insider's Guide (2nd ed.), Cape Town: Struik Publishers, ISBN 1-77007-014-1, OCLC [worldcat.org/oclc/165410708 165410708].
- Owens, Geoffrey R. (2007), "[muse.jhu.edu/login?uri=/journals/journal_of_colonialism_and_colonial_history/v008/8.2owens.html Exploring the Articulation of Governmentality and Sovereignty: The Chwaka Road and the Bombardment of Zanzibar, 1895-1896]", Journal of Colonialism and Colonial History (Johns Hopkins University Press) . — Т. 7 (2): 1–55, OCLC [worldcat.org/oclc/45037899 45037899], doi:[dx.doi.org/10.1353%2Fcch.2007.0036 10.1353/cch.2007.0036], <muse.jhu.edu/login?uri=/journals/journal_of_colonialism_and_colonial_history/v008/8.2owens.html>.
- United States Department of State (1975), Countries of the World and Their Leaders (2nd ed.), Detroit: Gale Research Company, OCLC [worldcat.org/oclc/1492755 1492755].
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Appiah & Gates 1999 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Список султанов Занзибара
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
