Маджид ибн Саид

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сеид Маджид ибн Саид аль-Бусаид
ماجد بن سعيد البوسعيد<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Султан Занзибара
19 октября 1856 — 7 октября 1870
Предшественник: он же (как хамис)
Преемник: Баргаш ибн Саид
 
Вероисповедание: Ислам суннитского толка
Рождение: 1834(1834)
Смерть: 7 октября 1870(1870-10-07)
Род: Бу-Саиди
Отец: Саид ибн Султан

Сеи́д Маджи́д ибн Саи́д аль-Бусаи́д (1834 — 7 октября 1870) — первый султан Занзибара в 1856-1870 годах.



Биография

Маджид ибн Саид — один из сыновей оманского султана Саида ибн Султана — был одним из основных претендентов на престол Оманской империи. После смерти Саида ибн Султана в 1856 году между его потомками началась ожесточенная борьба за власть. В этом же году Маджид стал хамисом (наместником султана Омана) в Занзибаре. Итогом борьбы за власть стало отделение Занзибара от Омана и превращение его в отдельное государство, состоявшееся по предложению вице-короля Индии[1]. Тувайни ибн Саид — старший брат Маджида ибн Саида — остался править в Омане, а Маджид ибн Саид стал первым султаном Занзибара[2].

В 1859 году брат Маджида ибн Саида, его будущий преемник Баргаш ибн Саид, предпринял попытку государственного переворота с целью свержения брата. Переворот не удался, и Баргаш был сослан в Бомбей на два года[3].

Единственным ребенком султана была дочь Саида бин Маджид. Она вышла замуж за своего двоюродного брата Хамуда ибн Мухаммада ибн Саида, впоследствии ставшего седьмым султаном Занзибара.

В период правления Маджида ибн Саида на Занзибаре, как и в остальной Восточной Африке, процветала работорговля, поощряемая государством. И, несмотря на то, что султан Баргаш ибн Саид в 1870 году официально запретил рабство на Занзибаре, это явление не прекращалось в государстве вплоть до его присоединения к Британской колониальной империи в 1896 году.

Напишите отзыв о статье "Маджид ибн Саид"

Примечания

  1. [slovari.yandex.ru/~книги/Монархи.%20Мусульманский%20Восток%20XV-XX/Албусаиды/1/ Рыжов К. В. Все монархи мира: Мусульманский Восток. XV—XX вв.: [Справочник]. — М.: Вече, 2004. — 544 с.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
  2. Keane, Augustus H. (1907), [books.google.com/?id=NrgBAAAAYAAJ&printsec=titlepage Africa], vol. 1 (2nd ed.), London: Edward Stanford, OCLC [worldcat.org/oclc/6646364 6646364], <books.google.com/?id=NrgBAAAAYAAJ&printsec=titlepage> 
  3. eds. Kwame Anthony Appiah ... (1999), Appiah & Gates, Henry Louis, Jr., eds., Africana: The Encyclopedia of the African and African American Experience, New York: Basic Books, ISBN 0-465-00071-1, OCLC [worldcat.org/oclc/41649745 41649745] 


Отрывок, характеризующий Маджид ибн Саид

– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.