Столбов, Валерий Сергеевич

Валерий Сергеевич Столбов (10 августа 1913, Вятка — 5 августа 1991, Москва) — советский переводчик и литературовед-испанист.

Биография

Родился в семье учителя. В 1932—1934 работал наборщиком в ленинградской типографии. Писал стихи, печатался в типографской многотиражке. Поступил на западное отделение филологического факультета ЛГУ.

В мае 1938 добровольцем отправился в Испанию. Служил военным переводчиком в танковой бригаде, участвовал в боях. Вернувшись в Ленинград, с отличием окончил ЛГУ. Год работал в Сыктывкарском пединституте. С началом войны добровольцем ушел на фронт. Был курсантом, затем преподавателем в военном училище, в 1942—1945 — в действующей армии на Ленинградском фронте. Командовал взводом минометчиков, после ранения и контузии служил военным переводчиком. Окончил войну старшим лейтенантом, был награждён двумя орденами «Красная звезда», медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над фашистской Германией» и др.

С 1945 служил референтом Бюро переводов в Генеральном штабе Вооруженных сил СССР. Начал переводить испаноязычную поэзию, печатать переводы. Демобилизовался лишь в 1959.

С 1960 по 1974 заведовал редакцией литератур Латинской Америки, Испании и Португалии в издательстве «Художественная литература» в Москве, последние пять лет был также заместителем главного редактора по зарубежным литературам.

Член Союза писателей СССР (1973).

В 1974 формально вышел на пенсию, но продолжал участвовать в работе редакции и переводить до самой кончины: последней его (не опубликованной доныне) работой был полный перевод книги Антонио Мачадо «Хуан де Майрена. Изречения, шутки, замечания и воспоминания апокрифического профессора».

Организаторская деятельность

Под руководством В. С. Столбова в 1960-х — первой половине 1970-х годов развернулась интенсивная работа по переводу, комментированию, изданию литератур испанского и португальского языка, было создано несколько издательских серий («Библиотека латиноамериканской поэзии» и др.). В. С. Столбов привлек к работе в редакции как уже известных в то время мастеров (Б.Слуцкий, О.Савич, Р.Линцер, Н.Трауберг, Э.Брагинская, Е.Лысенко, Л.Синянская), так и молодежь. По его инициативе и при его поддержке в книгах издательства были опубликованы переводы А.Гелескула, А.Якобсона, К.Азадовского, Г.Шмакова, Н.Малиновской, Б.Дубина, Н.Ванханен и многих других. В. С. Столбов был одним из первых, кто опубликовал переводы вернувшегося из лагерей Ю.Даниэля (Т.Готье, "Избранные произведения, том. 1, 1972) под псевдонимом Ю.Петров. В работе над сборником испанской поэтессы Анхелы Фигеры Аймерич (Ángela Figuera Aymerich) принимал участие Иосиф Бродский. По просьбе Бродского и вопреки предостережению начальства В. С. Столбов предоставил ему справку о том, что с ним был заключен издательский договор — эта справка была единственной, которую Бродский смог предъявить на суде, где обвинялся в тунеядстве (сборник Аймерич «Жестокая красота» с переводами Бродского вышел из печати в 1968).

Работа переводчика, составителя, комментатора

Столбов переводил стихи А. Мачадо, Х. Марти, Л. Сернуды, Дамасо Алонсо, Леона Фелипе, П. Неруды, А. Гонсалеса и др. Составитель книг избранного Р. Дарио, Х. Марти, С. Вальехо, двухтомника избранных произведений Т. Готье, нескольких антологий испанской и латиноамериканской поэзии (в том числе — тома «Поэзия Латинской Америки» в «Библиотеке Всемирной литературы», 1975). Автор сборника статей о писателях Латинской Америки «Пути и жизни» (1985). Его наиболее известная, прославленная переводческая работа — перевод романа Г. Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» в соавторстве с женой, Ниной Бутыриной (1970, с некоторыми цензурными купюрами, позднее восстановленными). Они же вместе перевели роман Александра Дюма «Графиня де Монсоро» (1978). Оба перевода многократно переиздавались.

Литература

• Дубин Б. Парус далекого корабля// Диапазон, 1992, № 4, с. 182—183

Ссылки

• [vip.km.ru/literature/index.asp?sp=6&info=6944 Биография, фотография, письмо И.Бродского В.Столбову, 1990]
• [magazines.russ.ru/inostran/2002/6/mach.html Проза Антонио Мачадо в переводе Валерия Столбова]
• [www.krotov.info/library/19_t/tra/uberg_036.htm Юношеские стихи В.Столбова в мемуарах Нат. Трауберг]
• [www.istina.religare.ru/print177.html В.Столбов в воспоминаниях Натальи Трауберг]

Отрывок, характеризующий Столбов, Валерий Сергеевич

Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.