Тавернье, Жан-Батист

Жан-Батист Тавернье (фр. Jean-Baptiste Tavernier; 1605, Париж — 1689, Москва) — французский купец, который держал в своих руках европейскую торговлю бриллиантами с Индией. По торговым делам совершил пять путешествий в Индию, преодолев на своём пути более 240 000 км. Умер в Москве.

Биография

Тавернье родился в Париже в семье торговцев-протестантов из Антверпена. К 16 годам он уже объехал по торговым делам прилегающие к Франции страны. Поступив на службу к имперскому наместнику Венгрии, юный Тавернье присутствовал при боевых действиях против турок. Затем состоял на службе у мантуанских герцогов из дома Гонзага.

В 1630 году Тавернье задумал повидать Восток, для чего в компании трёх миссионеров отплыл в сторону Стамбула. Он проехал через Эрзрум и Баку к Исфахану, откуда вернулся через Багдад и Алеппо в Париж (в 1633 году). По возвращении, вероятно, поступил на службу к Гастону Орлеанскому.

В сентябре 1638 года Тавернье вновь отправился на Восток. Достигнув Персии, он поехал далее на восток в Индию, где посетил двор Шах-Джахана в Агре и знаменитую своими алмазными копями Голконду. Тавернье скупал у местных князей бриллианты с тем, чтобы перепродать их со значительной прибылью в Европе. Именно он привёз в Европу знаменитый Французский голубой бриллиант.

Впоследствии он четырежды наведывался в Индию с целью скупки драгоценных камней: в 1651—1655, 1657—1662, 1664—1668 годах. Наиболее известно из этих путешествий второе, во время которого он достиг берегов Явы, а в Европу вернулся, обогнув мыс Доброй Надежды. Его торговыми партнёрами в этот период служили голландцы.

Торгово-посредническая деятельность Тавернье была весьма прибыльна. Он был представлен Людовику XIV, возведён в дворянский сан и на скопленные средства приобрёл титул барона. Женившись на дочери парижского ювелира, Тавернье отошёл от странствий и принялся за написание мемуаров, содержащих, помимо прочего, описания Японии и Вьетнама по воспоминаниям брата и других путешественников.

На закате жизни 83-летний торговец, по причинам, которые до сих пор вызывают споры историков, выехал из Парижа в Копенгаген, намереваясь оттуда проехать в Персию. Он умер, проезжая через Москву, и, видимо, там же и был похоронен.

Оцифрованные книги Тавернье

• Les Six Voyages de Jean Baptiste Tavernier, écuyer baron d’Aubonne, qu’il a fait en Turquie, en Perse, et aux Indes, pendant l’espace de quarante ans, & par toutes les routes que l’on peut tenir : accompagnez d’observations particulieres sur la qualité, la religion, le gouvernement, les coutumes & le commerce de chaque païs; avec les figures, le poids, & la valeur de monnoyes qui y ont court, Gervais Clouzier, Paris, 1676 [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k853250.pdf Texte en ligne 1] [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k85326b.pdf 2] [gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b2300062p Illustrations en ligne 1] [gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b2300071n 2]
• Recueil de plusieurs relations et traitez singuliers et curieux de J.B. Tavernier, chevalier, baron d’Aubonne. Qui n’ont point esté mis dans ses six premiers voyages. Divisé en cinq parties. Avec la relation de l’intérieur du serrail du Grand Seigneur suivant la copie imprimée à Paris, Genève, Club des libraires de France, Le cercle du bibliophile, 1970. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k85327p.pdf Texte en ligne] [gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b23000633 Illustrations en ligne]

Отрывок, характеризующий Тавернье, Жан-Батист

Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.