Триарии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Триа́рии (от лат. triarius) — в армии Древнего Рима — воины тяжёлой пехоты римского легиона в IV—II вв. до н. э. Первоначально из первого имущественного класса, имели полное защитное вооружение, длинные копья и мечи, составляли третью линию в боевом порядке (отсюда название); с III века до н. э. — воины 40—45 лет, вооружённые мечами и пилумами (короткие метательные копья); в бой вводились в решающий момент.[1]. По Полибию, триарии (триархи) — люди, отслужившие, как минимум, 15 лет в армии. В эпоху Республики легион не имел данного разделения.





Триарии в составе легиона

Согласно Полибию и Ливию, в составе легиона триариев было в два раза меньше, чем гастатов и принципов. Они составляли десять манипул по 60 человек в каждой, возглавляемой центурионом. В том случае, когда передние две линии гастатов и принципов были сломлены натиском противника, триарии образовывали фалангу, которая должна была остановить вражеские войска и дать перегруппироваться отступающим передним двум линиям пехоты. Выражение «дело дошло до триариев» обычно означало критический момент в ходе битвы. Изредка триарии использовались для флангового удара.

Также триарии применялись в случае неожиданного тылового или флангового захода вражеской кавалерии. В первом случае они образовывали фалангу, а во втором, благодаря манипулярному делению, перемещались в сторону атакованного фланга, где поддерживали войска ауксилариев.

Часто триарии не разворачивались на поле боя, а охраняли военный лагерь. Так, например, случилось во время битвы при Каннах; исследователи предполагают, что если бы 10000 триариев были выставлены на поле боя, они смогли бы противостоять нумидийской коннице Ганнибала.

После реформы Мария триарии вошли в состав когорты, сохранив свой титул, но утратив особенное вооружение.

Вооружение

Триарии комплектовались из наиболее опытных ветеранов римского войска, которые могли себе позволить приобрести самое лучшее снаряжение. В отличие от остальных классов тяжёлой пехоты, триарии были вооружены длинным ударным копьём либо пилумом и гладием/гладиусом. Кроме этого триарии несли большой щит — скутум (до Второй Пунической войны — овальный бронзовый щит). Также в оснащение триариев входили поножи, шлем и бронзовый панцирь (либо — кольчуга).

См. также

Напишите отзыв о статье "Триарии"

Примечания

  1. Мнение расхожее, по некоторым источникам, триарии времен Империи были вооружены не пилумами, а копьями, длиной до 1,8 метра. Это было связано с тем, что при отступлении гастатов и принципов, они расступались(при стандартном шахматном порядке построения), а затем смыкали строй, давая им возможность перегруппироваться

Литература

Отрывок, характеризующий Триарии

– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.