Тринадцатый город

Тринадцатый город
Жанр:	повесть
Автор:	Сергей Лукьяненко
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1986
Дата первой публикации:	1990

«Тринадцатый город» — одна из первых повестей, написанных Сергеем Лукьяненко. Написана, вероятнее всего, в 1986 году. Впервые публиковалась в 1990 году («В королевстве Кирпирляйн», «Молодая гвардия») в 1996 переиздавалась («Отложенное возмездие», «Кранг», Харьков). В 2007 году повесть была переиздана в сборнике ранних рассказов Лукьяненко «Пристань желтых кораблей».

Сюжет

Землянин Дима терпит аварию на четвёртой планете звезды ЛК-43. Он должен провести на планете два месяца, ожидая прибытия спасателей. Обитатели планеты, внешне неотличимые от людей (и называемые людьми), живут в 12 башнях-городах — замкнутых комплексах, обеспечивающих своё население всем необходимым. Власть в городах принадлежит Дежурным, которые правят жёстко и авторитарно. Официальная идеология — всеобщее равенство и взаимозаменяемость. Официальное обращение — равный. Любые индивидуальные особенности, от рыжих волос до чрезмерного увлечения математикой, объявляются атавизмами, и с ними предписано беспощадно бороться. Особенно опасными атавизмами считаются плач, ненависть, любовь и дружба: они беспощадно искореняются с самого раннего детства. Обитатели городов живут в общежитиях, а дети и подростки обучаются в интернатах, ничего не зная о своих родителях. Место жительства им выбирают Дежурные (часто переводя их из города в город), самовольно же покидать города запрещено. Меню составляет компьютер, и меняться едой запрещено тоже. Профессию обитателям городов также выбирают Дежурные (по официальной версии — по жребию). Всех достигших 60 лет убивают (если они не умерли раньше от каких-либо причин), причём равная продолжительность жизни для всех подаётся как большое достижение. Тотальная и ведущаяся с раннего детства промывка мозгов оказывается эффективной: большинство равных верят в официальную идеологию, а плач, ненависть, любовь и дружба редки. Официально привилегированное положение Дежурных отрицается: считается, что Дежурный — такая же профессия, как любая другая, а власть принадлежит всем. Многие вопросы решаются всеобщим голосованием. Вбитый с детства страх перед Дежурными приводит к тому, что каждый старается проголосовать «правильно». В результате принимаются нужные Дежурным решения, обычно подавляющим большинством голосов или даже единогласно. Тем, кто оказался неизлечимым атавиком или выступил с идеологически неправильными взглядами, объявляется общественное порицание: их память стирается. Так, по крайней мере, заявляют Дежурные.

Некоторые жители живут вне городов: они называются наружники. В городах наружники представляются пожирающими людей мутантами, и этой пропаганде верят даже те, кто сомневается в официальной идеологии. Само слово «наружник» в городах является ругательством. Наружники свободны, но у них свои проблемы. Из-за того, что в прошлом была ядерная война, почти вся поверхность планеты представляет собой непригодную для жизни раскалённую пустыню, местами радиоактивную. Время от времени по территории лагеря проходит смерч, убивающий часть или всех обитателей лагеря наружников. За последние два года количество таких лагерей сократилось с трёх до одного. Наружники не могут обеспечить себя всем необходимым для выживания и вынуждены заниматься мелким грабежом городских складов. Кроме того, у наружников нет или очень мало детей. Чтобы сохраниться как группа, они вынуждены совершать набеги на города и похищать их жителей, в основном подростков. Попав к наружникам, жители городов соглашаются остаться с ними. Однако в таких набегах гибнет больше наружников, чем удаётся похитить равных, поэтому численность наружников сокращается. Кроме того, Дежурные имеют достаточно сил, чтобы полностью уничтожить всех наружников, и могут сделать это в любой момент.

Двое равных, 16-летние Тири и Гэл, дружат с детства. При всех перемещениях они, по невероятной случайности, оказывались вместе. В действительности Гэл — девушка, но подростки не знают о половых различиях. Гэл, кроме Тири, любит Дежурный Рос. Трое наружников, Арчи, Гарт и Форк похищают Тири. В ходе похищения они убивают одного Дежурного. В отместку Дежурные посылают робота, который должен убить налетчиков. Дима уничтожает робота и спасает Арчи и Тири, Форка убивает робот. Сам Дима благодаря подавляющему техническому превосходству землян неуязвим для местного оружия. От наружников Дима узнаёт вышеприведённую информацию. Наружники предлагают Диме присоединиться к их борьбе, но Устав запрещает вмешиваться во внутренние дела внеземных цивилизаций. С другой стороны, без Димы наружники обречены: на Земле дискуссия об оказании помощи планете продлится годы, а им не продержаться столько времени. После долгих колебаний Дима соглашается нарушить Устав, с условием, что он не будет убивать. План наружников — проникнуть в информационный центр и передать во все города записанную на кассету передачу, в которой будет содержаться правда о положении равных. Дима, Арчи, Гарт и Тири действительно проникают в инфоцентр, но Дежурным удаётся почти сразу же выключить передачу. В инфоцентре Тири узнаёт, что Гэл отправлена в секретный Тринадцатый Город, где живут Дежурные. Он подозревает, что девушку для каких-то целей похитили. Дима, Арчи, Гарт и Тири отправляются в Тринадцатый Город, чтобы спасти Гэл и начать переговоры с Дежурными. Тринадцатый Город оказывается красивым и идиллическим местом, представляющем собой домики в лесу (немыслимая роскошь для ЛК-43: леса вообще на планете редки). Существование Тринадцатого Города скрывается от равных.

В ходе поездки на четверых нападает Дежурный и убивает Гарта, после чего Арчи убивает Дежурного.

Попав в Тринадцатый Город, Дима узнаёт, что жизненный уклад является единственно возможным. Небольшой лес, где живут Дежурные, способен вместить полторы тысячи человек, долина, где живут наружники — около пяти тысяч. Других пригодных для жизни мест на поверхности планеты нет. Население городов исчисляется миллионами. Чтобы в условиях скученности избежать кровавых войн и хаоса, Дежурные вынуждены бороться с дружбой (которая привела бы к образованию союзов и партий) и ненавистью, культивируя ровную доброжелательность всех друг к другу. Любовь привела бы к бракам по любви, но из-за многочисленных генетических мутаций (следствие ядерной войны) потомство в основном состояло бы из уродов. Сейчас в городах пары подбираются компьютерами, благодаря чему удаётся спасти население от вымирания. Наружники же просто убивают своих детей-уродов. Убийство всех в 60 лет — результат крайней ограниченности ресурсов, и Дежурные не делают исключения и для себя. Наконец, само назначение в Дежурные происходит по интеллекту.

Что касается наружников, то Дежурные убивают их только в ответ на убийства Дежурных.

От имени Земли Дима обещает помочь жителям планеты ликвидировать последствия ядерной войны. На это уйдёт несколько лет, после чего на планете будет нормальная жизнь. Условием помощи он ставит помилование Арчи. Кроме того, Дима договаривается, что Дежурные не будут проводить никаких операций против наружников, а наружники прекратят набеги с целью похитить равных.

Также Дима узнаёт подоплёку истории с Тири и Гэл. Чтобы узнать, как часто переводить детей и подростков из города в город, Дежурные иногда намеренно делают так, чтобы двое детей всегда оказывались вместе, и проверяют, через какое время между ними возникнет дружба. Для таких контрольных пар всегда берут детей с достаточно высоким интеллектом, чтобы в 16 лет попасть в Дежурные. Такими были и Тири с Гэл. Сейчас Гэл — дежурная и живёт в Тринадцатом Городе.

В это время происходит объяснение Тири с Гэл. Тири по-прежнему любит девушку, но она теперь разделяет идеологию Дежурных и любит не Тири, а Роса. Тири узнаёт, что контрольные пары, попав в Тринадцатый Город, расстаются, и, по словам Гэл, они любили друг друга только потому, что больше им любить было некого.

Настаёт срок Диме вернуться на Землю. Дима знает, что за грубейшие нарушения Устава его выгонят из курсантов, и что из-за него погиб Гарт и неизвестный Дежурный, но не раскаивается в том, что сделал.

Ссылки

• [rusf.ru/lukian/books/zip/lukyas49.zip Текст повести на официальном сайте Сергея Лукьяненко.] (в ZIP-формате)
• www.litmir.me/bd/?b=34095

Отрывок, характеризующий Тринадцатый город

Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.