Удальцов, Ефим Григорьевич

Ефим Григорьевич Удальцов
Дата рождения	28 сентября 1922(1922-09-28)
Место рождения	село Воскресеновка, Александропольский уезд, Армянская ССР, ЗСФСР
Дата смерти	7 декабря 1973(1973-12-07) (51 год)
Место смерти	аэропорт Домодедово, Московская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	военно-воздушные силы
Годы службы	1941—1947
Звание
Часть	47-й штурмовой авиационный полк, 11-я штурмовая авиационная дивизия, ВВС Черноморского флота
Командовал	авиационной эскадрильей
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	лётчик Аэрофлота

Ефим Григорьевич Удальцов (28 сентября 1922, село Воскресеновка, Армянская ССР — 7 декабря 1973, аэропорт Домодедово) — советский офицер, военный лётчик-штурмовик, Герой Советского Союза (1945).

Биография

Родился в русской крестьянской семье; окончил неполную среднюю школу и аэроклуб. Работал токарем на заводе в Тбилиси.

Великая Отечественная война

В РККА с 1941 года. Окончил Ейское военно-авиационное училище в 1943 году. Участник боёв за освобождение Кавказа, Крыма и Прибалтики.

С 24 июня 1943 года служил в составе 1-й авиационной эскадрильи 47-го штурмового авиационного полка (11-я штурмовая авиационная дивизия, Военно-воздушные силы Черноморского флота). Ил-2 Удальцова много раз был повреждён в ходе боевых вылетов. В одном из вылетов при выходе из пикирования в козырек брони самолёта Удальцова угодил снаряд. Осколками ранило в правый глаз самого лётчика, кровью залило лицо. Но Удальцов продолжил штурмовку до последнего снаряда. Вместе с группой вернулся на свой аэродром. Он понимал, что неисправный самолёт задержит посадку остальных. И, проявив исключительную выдержку и высокое сознание долга, отошёл в зону ожидания. Когда приземлилась вся группа, Удальцов пошёл на посадку. Левое шасси не выпустилось, но лётчик мастерски приземлился на одно колесо, лишь немного помяв консоль самолёта.

5 октября 1943 года младший лейтенант Е. Г. Удальцов (воздушный стрелок краснофлотец Н. А. Щербаков) при штурмовке плавсредств в порту Феодосия из-за повреждений мотора Ил-2 огнём зенитной артиллерии не дотянул до берега 1 км в районе Анапы. Лётчик произвел посадку на воду. Экипаж был спасён, самолёт затонул.

1 ноября 1943 года Ил-2 младшего лейтенанта Е. Г. Удальцова (воздушный стрелок младший сержант В. И. Брайко) при штурмовке войск и огневых точек противника в районе отметки 56,4 и коммуны «Инициатива» был подбит Bf-109. Лётчик не дотянул до аэродрома, посадку произвёл на фюзеляж в районе станции Гастогаевская. Самолёт разбит, ремонту не подлежит, экипаж невредим.

Член КПСС с 1944 года.

6 октября 1944 года вылетел ведущим группы штурмовиков, обнаружил и уничтожил караван вражеских судов. Его самолёт был подбит зенитным огнём, и Удальцов совершил приводнение в море. Штурман и стрелок-радист его экипажа погибли, а Удальцов был подобран немецким катером и попал в плен. Находился в лагере во Франции.

По данным сайта «Авиаторы Второй мировой» 6 октября 1944 года «пара Ил-2 производила барражирование без прикрытия истребителей над своими плавсредствами в 15 км северо-восточнее Курессаре. Самолёты были атакованы восьмёркой Fw-190. В результате воздушного боя экипаж младшего лейтенанта В. Д. Жиманова (воздушный стрелок мл. сержант В. А. Устяхин) с задания не возвратился. Экипаж Е. А. Удальцова (со штурманом эскадрильи капитаном А. А. Румянцевым) в воздушном бою был атакован. Лётчик получил ранение в голову, а штурман — в ноги. Охота за экипажем продолжалась после приземления. Удальцов и Румянцев вынуждены были прятаться под мотором штурмовика. На свою территорию экипаж пробрался ночью и вскоре вернулся в часть.
В феврале 1945 года заместитель командира авиационной эскадрильи старший лейтенант Удальцов направлен на должность командира авиационной эскадрильи в соседний 8-й гвардейский штурмовой авиационный полк».

По данным Большой биографической энциклопедии (2009), «6 октября 1944 г. в воздушном бою в районе ж.-д. ст. Курессаре таранил истребитель противника (вместе с ним в самолёте находился штурман Румянцев). До 1947 г. служил в ВВС».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 марта 1945 года «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» старшему лейтенанту Удальцову Ефиму Григорьевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 7406).

Заместитель командира эскадрильи 47-го штурмового авиационного полка Е. Г. Удальцов за время войны уничтожил 4 транспорта, 3 сторожевых корабля, 2 тральщика и другие плавсредства, 6 танков и подавил 12 зенитных батарей противника, совершив 105 боевых вылетов.

Гражданская авиация

Лагерь военнопленных, в котором находился Удальцов, был освобождён американской армией. Военнопленные были переданы советским властям, и Удальцову было разрешено вернуться в Тбилиси. В 1947 году получил разрешение на работу по специальности и переехал в Сыктывкар (Республика Коми); работал пилотом в Сыктывкарском авиационном отряде на самолётах По-2, Ил-14. С 1960 года — в Тбилиси; работал командиром корабля Ту-104 Тбилисского объединённого авиаотряда Грузинского управления гражданской авиации (Аэрофлот).

Погиб в результате катастрофы управляемого им самолёта Ту-104 при посадке в московском аэропорту Домодедово 7 декабря 1973 года.

Семья

Жена — Зинаида Николаевна, урожд. Амирова.
Дети: сын; дочь Наталья.

Награды и звания

• Герой Советского Союза (6 марта 1945);
• орден Ленина (6 марта 1945);
• три ордена Красного Знамени;
• орден Отечественной войны I степени;
• орден «Знак Почёта»;
• медали.

Память

Имя Е. Г. Удальцова было присвоено 11-й средней школе города Тбилиси.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Герои битвы за Кавказ. — Цхинвали, 1975.
• Герои Советского Союза Военно-Морского Флота. 1937—1945. — М.: Воениздат, 1977.
• Книга о героях. — Ереван, 1985.
• Цкитишвили К. В., Чинчилакашвили Т. Г. Герои Советского Союза из Грузии. — Тбилиси, 1981.
• Макаренков В. [www.kp.rkomi.ru/txt/10_754.html Время неумолимо летит вперёд] // Книга Памяти Республики Коми. — 2004. — Т. 10. — С. 754.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4575 Удальцов, Ефим Григорьевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Удальцов, Ефим Григорьевич

– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.