Узелковое письмо

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Узелковая письменность»)
Перейти к: навигация, поиск

Узелко́вое письмо́ — разновидность письменности, использующая в качестве носителя информации нити (шнуры), а для её кодирования — узлы, а также цвета нитей.





Применение верёвок с узлами у разных народов

Анды

Ки́пу (кечуа khipu -> исп. quipu — «узел», «завязывать узлы», «счёт»; аймара chino — чино[1]) — древняя мнемоническая и счётная система (в связке со счётным устройством юпаной) инков и их предшественников в Андах, своеобразная письменность: представляет собой сложные верёвочные сплетения и узелки, изготовленные из шерсти южноамериканских верблюдовых (альпаки и ламы) либо из хлопка. В кипу может быть от нескольких свисающих нитей до 2000. Она использовалась для передачи сообщений посыльными часки по специально проложенным имперским дорогам, а также в самых разных аспектах общественной жизни (в качестве календаря, топографической системы, для фиксации налогов и законов, и др.). Один из испанских хронистов (Хосе де Акоста) — писал, что «вся империя инков управлялась посредством кипу»[2] и никто не мог избежать тех, кто проводил подсчёты с помощью узлов[3].

Древний Китай

Использование завязанных узлами шнуров, к как средства ведения записей, описано в некоторых китайских текстах.

  • В Древнем Китае они использовались, чтобы осуществлять управление. Позже, китайцы заменяли их письменными знаками и числами[4].
  • В поэзии Дао дэ цзин («Книга пути и благодати») — философ Лао Цзы в чжане LXXX призывает вернуться к обычаям древности, когда ещё использовались верёвки и узлы[5].
  • Во времена Жан Чэна, Сюань Юаня, Фу Си и Шэнь-нуна, люди завязывали узлы, чтобы общаться между собой. Для обозначения важного дела, использовалась верёвка для завязывания большого узла; для обозначения незначительного дела, завязывался небольшой узел. Число узлов соответствовало числу дел, с которыми будут иметь дело[6].

Древний Вавилон

Согласно Фурлани, верёвки с узлами в религии Древнего Вавилона служили для магических обрядов околдовывания, чтобы лишить сил какую-либо конечность или парализовать действие злых сил, остановить болезнь, когда развязывание узла означало уничтожение чар[7].

Израиль

У традиционного еврейского молитвенного покрывала талит имеются узлы в 7-8-11-13 вьющихся концов, по поводу которых выдвигались всяческие догадки, чтобы закодировать гематрическую информацию, касающуюся еврейского имени Бога или 613 заповедей иудаизма[8].

Индейцы Северной Америки

У североамериканских индейцев вампум служил для различных целей. Они представляют собой нанизанные на шнуры цилиндрические бусины из раковин вида Busycotypus canaliculatus. Эти пояса у алгонкинов и особенно у ирокезов имели ряд особых функций: они были украшением одежды, служили валютной единицей, а главное — с их помощью передавались разные важные сообщения. Такие вампумы у ирокезских племён обычно доставляли особые гонцы — вампумоносцы. Развитие вампумовых записей, по всей вероятности, привело бы к созданию у североамериканских индейцев письма.

Месоамерика и Южная Америка

Историк Норденскьёльд указывал, что верёвки с узлами были также у индейцев Колумбии и Панамы, в Центральной Америке и Мексике (к в центральной части, так и на севере), в Амазонии и даже в Полинезии[9]. Баудин утверждал, что кипу было в Попайяне, у карибов Ориноко, у племён североамериканских индейцев, у мексиканцев до появления кодексов и у жителей Маркизских островов[10]. Историк падре Хосе Гевара упоминал также о том, что индейцы тупа-гуарани рассказывали о своих традициях с помощью кипу, а падре Лосано, что оно было у диагитов из Андальгала и они его использовали в 1611 году[11]. Жак Пере сообщал о применении в религиозной церемонии предмета ундукуру («чётки, помогающие для запоминания», обозначавшие порядок и фазы исполнения ритуальных танцев), похожих на кипу во Французской Гайане у племени, потомков народности тупи-гуарани, проживавшей в районе Амазонки, переселившиеся в Гайану[12].

Другие территории и народы

Верёвки с узелками встречались и других землях у различных народов: на о. Рюкю, Каролинских островах, Гавайях, в некоторых горных районах Калифорнии, в Западной Африке, у монголов, а также в Европе.

См. также

Напишите отзыв о статье "Узелковое письмо"

Примечания

  1. Juan M. Ossio. [books.google.com.ua/books?id=y1M9W6hvNmMC Los Indios del Perú].
  2. Милослав Стингл. Государство инков. Слава и смерть «сыновей Солнца». — М.: Прогресс, 1986, стр. 188
  3. Carlos Radicati di Primeglio, Gary Urton. Estudios sobre los quipus. Lima, UNMSM, 2006, p.100
  4. BASTIAN, A. Die Kulturländer des alten Amerika. Berlín, 1878-89, tomo II
  5. [daolao.ru/ddc4.htm ОСНОВЫ ДАО и ДЭ или КАНОН ВЫЯВЛЕНИЯ ИЗНАЧАЛЬНОГО]. [www.webcitation.org/611vEg0lo Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  6. [findarticles.com/p/articles/mi_qa3933/is_200411/ai_n10297975/print Origins and evolution of Chinese writing systems and preliminary counting relationships. Accounting History, Nov 2004 by Lu, Wei, Aiken, Max.](недоступная ссылка — история).
  7. Carlos Radicati di Primeglio, Gary Urton. Estudios sobre los quipus. Lima, UNMSM, 2006, p.106
  8. [scheinerman.net/judaism/Tallit/ What does the 7-8-11-13 windings pattern mean?]. Rabbi Scheinerman’s Home Page. [www.webcitation.org/67FPQ3oDT Архивировано из первоисточника 28 апреля 2012].
  9. NORDENSKIÖLD, Erland. Origen de las civilizaciones indígenas en la América del Sur. Buenos Aires, 1946. (Первое издание: Gotemburgo, 1931.)
  10. BAUDIN, Louis. L’Empire Socialiste des Inka. París, 1928
  11. Carlos Radicati di Primeglio, Gary Urton. Estudios sobre los quipus. Lima, UNMSM, 2006, p.97
  12. PERRET, Jacques. «Observations et documents sur les Indiens Emérillons de la Guyane Française». Journal de la Societé des Américanistes. Nouveile Serie. Tomo XXV. Fas, 1, París, 1933

Отрывок, характеризующий Узелковое письмо

Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.