Узнавание

Узнавание — традиционный перевод древнегреческого термина «анагноризис» (ἀναγνώρισις), которым оперирует в «Поэтике» Аристотель. Это переломный момент в драматическом произведении, когда тайное становится явным, когда главный герой утрачивает свои иллюзии и понимает суть происходящего вокруг. Узнавание, как правило, приурочено к кульминации действия, после него события стремятся к развязке.

В качестве эталона узнавания Аристотель приводит то место «Царя Эдипа», когда главный герой узнаёт о том, что убил собственного отца и женился на собственной матери. Этот пример тем более эффектен, что анагноризис сопровождается «перипетией» — мгновенным переходом главного героя от счастья к несчастью.

[lib.ru/POEEAST/ARISTOTEL/aristotel1_1.txt По словам Аристотеля], узнавание и перипетии — «то, чем трагедия увлекает душу». Однако на предвкушении узнавания построены не только трагедии, но и многие комедии (когда выясняется, что злейшие враги — на самом деле близкие родственники или что Виола из «Двенадцатой ночи» Шекспира — женщина и т. п.), а также почти все детективы.

Начиная с эпохи нуара мировой кинематограф освоил несколько особенно эффектных ситуаций узнавания:

• Расследование убийства прерывается появлением предполагаемой жертвы («Лора», «Головокружение», «Третий человек»).
• Совершивший преступление понимает, что стал его жертвой («Дьяволицы», «Головокружение», «Марни», фильмы об аферах).
• Ключевой герой повествования оказывается плодом чужого воображения («Психо», «Подозрительные лица», «Бойцовский клуб»).
• Главный герой выясняет, что стал жертвой грандиозного заговора («Леди из Шанхая», «Ребёнок Розмари», «Контракт рисовальщика», «Чужие среди нас», «Шоу Трумана»).

В современном кинематографе разработано несколько моделей радикального, шокирующего анагноризиса:

• Расследующий преступление выясняет, что сам его и совершил («Сердце ангела», «Остров проклятых»).
• Главный герой осознаёт свою принадлежность к числу тех, с кем давно и упорно боролся («Бегущий по лезвию», «Конформист»).
• Главный герой обнаруживает, что он не существует («Шестое чувство», «Ванильное небо»).
• Весь реальный мир оказывается фантазией, а фантазия — реальностью («Матрица», «Экзистенция»).

Литература

• Фрай, Нортроп. "Myth, Fiction, And Displacement". // Fables of Identity: Studies in Poetic Mythology. ISBN 0156297302.
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/22338/anagnorisis Анагноризис] в Британской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Узнавание

Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.