Усов, Адриан Владимирович
| Адриан Владимирович Усов | ||||||||||||||||||
 | ||||||||||||||||||
| Дата рождения | ||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Принадлежность | ||||||||||||||||||
| Род войск |
артиллерия, | |||||||||||||||||
| Годы службы |
1886—1917 | |||||||||||||||||
| Звание | ||||||||||||||||||
| Командовал |
2-й Финляндский стрелковый полк | |||||||||||||||||
| Сражения/войны | ||||||||||||||||||
| Награды и премии |
</td></tr> </table> Адриан (Андриан) Владимирович Усов (род. 27 мая 1868 года) — генерал-майор Русской императорской армии, участник русско-японской и Первой мировой войн, Георгиевский кавалер. СодержаниеБиографияПроисходил из дворян Петербургской губернии. Среднее образование получил в 3-й Санкт-Петербургской гимназии. 31 августа 1886 года поступил в Михайловское артиллерийское училище, после окончания которого 10 августа 1889 года произведён в подпоручики в 8-ю конно-артиллерийскую батарею с прикомандированием к Гвардейской конно-артиллерийской бригаде, в которую и был переведён в следующем году. В 1893 году произведён в поручики гвардии. В 1892 году поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. После окончания по 1-му разряду дополнительного курса академии 20 мая 1895 года «за отличные успехи в науках» произведён в штабс-капитаны гвардии[1]. Причислен к Генеральному штабу по Киевскому, а позже — по Варшавскому военному округу. 9 августа 1896 года переведён в Генеральный штаб с переименованием в капитаны Генерального штаба и назначен обер-офицером для особых поручений при штабе 5-го армейского корпуса[2]. 6 мая 1898 года назначен старшим адъютантом при штабе 6-й кавалерийской дивизии. Для ознакомления со строевой службой с 17 октября 1897 года по 17 октября 1898 года командовал эскадроном в 39-м драгунском Нарвском полку. 9 апреля 1900 года произведён в подполковники Генерального штаба и назначен штаб-офицером для особых поручений при штабе 14-го армейского корпуса, но уже 19 мая переведён на ту же должность в штаб 2-го Кавказского армейского корпуса. 24 ноября 1901 года назначен штаб-офицером для особых поручений при командующем войсками Кавказского военного округа. С 10 мая по 10 сентября 1904 года «для ознакомления с общими требованиями управления и ведения хозяйства» состоял в прикомандировании к 27-му драгунскому Киевскому полку. 20 ноября 1904 года назначен исправляющим должность начальника штаба сводной Кавказской казачьей дивизии[3]. 6 декабря 1904 года произведён в полковники Генерального штаба с утверждением в должности начальника штаба[4]. В апреле 1905 года в составе дивизии прибыл на театр военных действий русско-японской войны. Исполнял обязанности начальника штаба отряда генерала Мищенко, с сентября 1905 года временно командовал 1-м Кизляро-Гребенским полком Терского казачьего войска из состава своей дивизии. За отличия в делах против японцев награждён двумя орденами с мечами. После возвращения с Дальнего Востока и расформирования сводной дивизии назначен 10 мая 1906 года начальником штаба 28-й пехотной дивизии[5]. 22 февраля 1907 года назначен начальником штаба 3-й кавалерийской дивизии, а 17 июля того же года — начальником штаба 23-й пехотной дивизии. Для выполнения строевого ценза с 20 мая по 20 июля 1907 года был прикомандирован к артиллерии, а с 1 мая по 31 августа 1908 года командовал батальоном в 90-м пехотном Онежском полку. 13 декабря 1908 года получил в командование 2-й Финляндский стрелковый полк. 24 сентября 1913 года произведён в генерал-майоры Генерального штаба и назначен командиром лейб-гвардии 3-го стрелкового Его Величества полка, во главе которого вступил в Первую мировую войну. 3 января 1915 года награждён орденом Святого Георгия 4-й степени:
Тем же приказом от 3 января 1915 года награждён Георгиевским оружием:
17 декабря 1915 года назначен командиром 1-й бригады Гвардейской стрелковой дивизии, 29 октября 1916 года — командующим 22-й пехотной дивизией. 22 августа 1917 года снят с должности и зачислен в резерв чинов при штабе Двинского военного округа. СемьяБыл женат. Сын — Борис, прапорщик гвардейской конной артиллерии, участник Белого движения в рядах Вооружённых сил Юга России, в 1920 году эвакуировался, в эмиграции проживал в Праге. НаградыИмел награды:
Напишите отзыв о статье "Усов, Адриан Владимирович"Примечания
Литература
Ссылки
Отрывок, характеризующий Усов, Адриан Владимирович– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение. – Отчего вы не служите в армии? – После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем. – Стало быть вы служите? – Служу. – Он помолчал немного. – Так зачем же вы служите? – А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился. – А, ну так вот видите! – Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же. Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему. – Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему. – Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами. – Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер. Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа. Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях. Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли. Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню. – Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать. – Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением. – Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его. Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви. – Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер. Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами. Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром. Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу. – Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите? – Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу. Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он. – В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея. – Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда. – Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей. Категории:
Навигация | |||||||||||||||||
