Уссури (речной пароход)
«Уссури» — речной колесный пароход Сибирской флотилии, позднее перешедший к Товариществу Амурского пароходства. Первое паровое судно, совершившее плавания по реке Сунгари в 1864 и 1866 годах.
Содержание
История строительства
Построен в Гамбурге компанией «Бейт и К°» вместе с однотипным пароходом «Сунгача». Доставлен морем в Николаевск-на-Амуре в разобранном состоянии, собран на Николаевском адмиралтействе. Спущен на воду 15 (28) мая 1863 года («Сунгача» — на четыре дня раньше). Пароходы предназначались для плаваний по порожистым рекам Уссури и Сунгача, а также по мелководному озеру Ханка. Базировались в низовьях Уссури, в станицах Невельской и Казакевича[1]. Регулярные рейсы «Сунгачи» и «Уссури» начались с 1865 года[2].
Экспедиция 1864 года
Желая организовать снабжение Приамурья и Приморья продуктами сельского хозяйства Маньчжурии, а также изыскать возможность более удобного проезда русских дипломатов из Иркутска в Пекин, генерал-губернатор Восточной Сибири М. С. Корсаков летом 1864 года поручил послать в Гирин пароход с баржей. Перед экспедицией, возглавляемой командиром Амурской конной казачьей бригады полковником Г. Ф. Черняевым, были поставлены следующие задачи:
- Полковник Г. Ф. Черняев должен был передать цзянцзюню (военному губернатору) Гирина дружественное послание М. С. Корсакова и «условиться…относительно действий китайских чиновников между туземными жителями на Амуре и Уссури, принявшими наше подданством и не принявшими его, но живущими на нашей стороне».
- Консул России в Урге Я. П. Шишмарев должен был добиться разрешения гиринских властей на проезд русских дипломатов через Маньчжурию в Пекин. Согласно статье 2 Тяньцзиньского договора 1858 года проезд разрешался либо из Кяхты через Ургу, либо морем через порт Дагу. Путь через Монголию проходил по труднодоступным ненаселенным местам, что делало поездки дипломатов долгими и неудобными.
- Экипаж судна вместе с приданными специалистами должен был «ознакомиться со свойствами реки, составить глазомерную карту её и, по возможности, определить численность народонаселения и главную его промышленность»[3].
В состав экспедиции входили топограф А. Н. Конради, астроном А. Ф. Усольцев, адъютант М. С. Корсакова князь П. А. Кропоткин, командир судна лейтенант А. Любицкий, инженер-механик подпоручик В. Щетинин, а также 20 нижних чинов. Большинство участников плавания имело опыт рекогносцировок и общения с китайцами. Так, Я. П. Шишмарев и А. Ф. Усольцев участвовали в разграничении России и Китая в Южно-Уссурийском крае в 1860 году, а П. А. Кропоткин ранее, в том же 1864 году, пересек Маньчжурию с запада на восток, следуя из Староцурухайтуя в Благовещенск[4][5].
Плавание проходило в осенние месяцы, когда уровень воды в реках Маньчжурии понижается. По этой причине, а также в силу того, что судно приняло большое число пассажиров и имело увеличенную осадку, плавание до Гирина проходило медленно. По пути экспедиция посетила Саньсин, тогда как Бодунэ, лежащий близ впадения в Сунгари реки Нонни, посетить не удалось из-за враждебности местных властей. В Гирине власти отказались вести переговоры, после чего продолжающаяся убыль воды вынудила пароход вернуться на Амур. В итоге из трех задач экспедиция выполнила только последнюю[6].
Впоследствии П. А. Кропоткин по политическим соображениям обвинял правительство России в забвении результатов плавания[7]:
Про эту экспедицию потом забыли. Астроном Усольцев и я, мы напечатали отчеты о поездке в «Записках» Восточно-Сибирского отдела Географического общества; но через несколько лет, во время страшного пожара в Иркутске, погибли все оставшиеся экземпляры «Записок», а также карта Сунгари. И только в последнее время, когда начались работы по Маньчжурской железной дороге, русские географы откопали наши отчеты и нашли, что Сунгари была исследована еще тридцать лет тому назад.
В действительности краткий отчет о плавании «Уссури» был обнародован в журнале «Морской сборник» в мае 1866 года под заголовком «Плавание по реке Сунгари в Маньчжурию до города Гирина. Извлечение из дневников князя Кропотова и штабс-капитана Усольцева, веденных на борту парохода 24 июля — 21 августа 1864 года»[8].
Экспедиция 1866 года
Задумана военным губернатором Амурской области генерал-майором Н. В. Буссе со следующими целями:
1. Закупить партию маньчжурского хлеба для войск Приамурья. В принципе, право на это русским предоставлялось ст.2 Айгунского договора (1858 г.), однако в Правилах для сухопутной торговли между Россией и Китаем (1862 г.) соответствующие регламентации прописаны не были. В случае препятствий со стороны китайских властей экспедиции было предписано прибегнуть к тайной торговле.
2. Расположить население внутренних районов Маньчжурии к России.
3. Заявить право русских судов на свободное плавание по всему течению р. Сунгари[9]. Такое право декларировалось ст.1 Айгунского договора.
Начальником экспедиции был назначен отставной полковник Хилковский, имевший 14500 серебряных руб.для закупки товаров и 600 руб.для «подарков» китайским чиновникам. В его распоряжении находился переводчик маньчжурского языка Гомбоев. На пароходе находились представитель торгового дома Щегориных с товарами на сумму 4 тыс.рублей и представитель купца Плюснина с капиталом в 500 руб. В состав экспедиции входили также командир судна А.Любицкий, инженер-механик В.Щетинин, 17 нижних чинов Амурского флотского экипажа, 3 ниж.чина Николаевского портового экипажа, 10 рядовых 2-го Вост.-Сибирского линейного батальона при 1 унтер-офицере и 1 фельдшер[10].
Пароход вошел в р. Сунгари 10 (23) июля 1866 г., имея на буксире баржу. Вода в Сунгари стояла на 0,6 м выше отметки осени 1864 г., однако плавание осложнялось поисками фарватера, ветрами и пасмурной погодой. Пароход часто садился на мель и получил несколько повреждений корпуса, исправленных силами команды. 16-18 июля пароход стоял в Саньсине, где Хилковский встречался с местным амбанем (правителем). Получив запрет на покупку зерна, экспедиция отправилась вверх по Сунгари, однако столкнулась с сильной убылью воды, прекратившейся спустя сутки. За это время «Уссури» успел получить пробоину на перекате и вернулся в Саньсин для ремонта. Плавание удалось продолжить 23 июля — дважды встав на мель, пароход смог выйти на глубокую воду. 27-31 июля пароход находился в р.Хуланьхэ и стоял в 6 км от г.Хулань, куда члены экспедиции ездили в наемных экипажах. Местные чиновники также запретили Хилковскому покупать хлеб. 31 июля на «Уссури» приезжал амбань г.Ашихэ, прямо запретивший экспедиции посещать его владения.
7 (20) августа пароход прибыл в г. Бодунэ, имея всего 20 куб.саженей дров. Местные власти вновь запретили членам экспедиции появляться в городе и вести торговлю. Пароход вынужден был повернуть обратно и 19 августа (1 сентября) 1866 г. прибыл в Хабаровку. Путём прямого контакта с местным маньчжурским населением удалось приобрести всего 500 пудов (8 т) зерна[11].
В записке на имя командира Сибирской флотилии А.Любицкий объяснял неудачу ошибками главы экспедиции: Хилковский напрасно настаивал перед китайскими чиновниками на закупке хлеба. По мнению Любицкого, хорошо знавшего дальневосточные условия, следовало получить разрешение на любую торговлю (или просто на «ознакомление с рынком»), после чего спокойно выполнить поручение. В этом случае местные власти наверняка предпочли бы закрыть глаза на действия иностранцев, не уронив собственного престижа. Хотя подобный образ действий был рекомендован Хилковскому и капитаном, и купеческими приказчиками, начальник высокомерно отверг советы[12].
Достоверно известно, что следующее плавание парового судна по Сунгари состоялось в июне-июле 1869 г.: это была торговая экспедиция чиновника интендантства Восточно-Сибирского округа Ржевина и купца И. Н. Очередина из Благовещенска на пароходе Амурского телеграфного управления «Телеграф». Экспедиция имела в своем распоряжении 10 тыс.рублей, дошла до Бодунэ, но успеха также не добился[13].
Дальнейшая судьба судна
В навигацию 1867 года пароход возобновил плавания по рекам Уссури и Сунгача. В мае следующего года в числе 6 казенных речных пароходов был предоставлен в распоряжение командующего войсками Южно-Уссурийского края полковника М. П. Тихменева. Принимал участие в перевозке войск, участвующих в подавлении антирусского выступления манз («Манзовская война»)[14]. В 1871 году «Уссури», в числе 10 речных пароходов Морского ведомства, был приобретен Товариществом Амурского пароходства[15].
Напишите отзыв о статье "Уссури (речной пароход)"
Примечания
- ↑ Черников И. И. Энциклопедия мониторов. — М: Судостроение, 2007. — С. 422-423.
- ↑ Тихменев Н. М. Манзовская война (рус.) // Военный сборник. — 1908. — № 3. — С. 38.
- ↑ РГАВМФ, ф.909 (Штаб командира Сибирской флотилии…), оп.1, д.104, л.23-24об
- ↑ Кропоткин П. А. Записки революционера. — М.: Московский рабочий, 1988.
- ↑ Хисамутдинов А. А. Terra incognita, или Хроника русских путешествий по Приморью и Дальнему Востоку. — Владивосток: Дальневост. ун-та, 1989. — С. 352.
- ↑ РГАВМФ, ф.909, оп.1, д.104, л.23-24об
- ↑ Кропоткин П. А. 1, Сибирь, VI // Записки революционера. — М.: Московский рабочий, 1988.
- ↑ часть неофициальная (рус.) // Морской сборник. — май 1866. — № 5. — С. 37-49.
- ↑ РГАВМФ, ф.909, оп.1, д.104, л.24
- ↑ РГАВМФ, ф.909, оп.1, д.104, л.10-10об
- ↑ РГАВМФ, ф.909, оп.1, д.104, л.27-63об
- ↑ РГАВМФ, ф.909, оп.1, д.104, л.34об-36
- ↑ Хохлов, А. Н. Торговля — приоритетное направление политики России в отношении Цинского Китая — в кн. «И не распалась связь времен… (К 100-летию со дня рождения П. Е. Скачкова)», М:Изд.фирма «Восточная литература», 1993 — сс.197-229; Ржевин. Поездка по реке Сунгари.- Военный сборник, 1870, т. 73, № 5, с. 59-76
- ↑ Тихменев Н. М. Манзовская война (рус.) // Военный сборник. — 1908. — № 5. — С. 53.
- ↑ Павлов А. С. Начало Амурского судостроения (рус.) // Судостроение. — 1992. — № 1.
Отрывок, характеризующий Уссури (речной пароход)
– Так зачем же вы служите?– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.
Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
