Френкель, Илья Львович

Илья Львович Френкель
Дата рождения:	9 октября 1903(1903-10-09)
Место рождения:	Меджибож, Подольская губерния, Российская империя
Дата смерти:	2 марта 1994(1994-03-02) (90 лет)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Род деятельности:	поэт, переводчик, публицист
Направление:	социалистический реализм
Язык произведений:	русский
Награды:

Илья́ Льво́вич Фре́нкель (1903— 1994) — советский поэт, автор слов песни «Давай закурим», русского текста гимна Коминтерна и других советских песен.

Биография

Родился 9 октября 1903 года (по другим данным — 22 ноября) в местечке Меджибож (ныне — поселок Летичевский район, Хмельницкая область, Украина). Детские годы провёл в Кургане , куда были сосланы его родители.

Член РКП(б) С 1919 года.

Учился на художественном факультете ВХУТЕМАСа. Работал корреспондентом в газетах, редактором в издательстве «Молодая гвардия». Дебютировал в печати в 1920-е годы.

• В 1922 году секретарь партийной ячейки, затем корректор в 13-й типографии в городе Москве.
• С 1923 работает в Центральном институте труда ВЦСПС.
• С 1926 корреспондент в редакциях газет «Рабочая Москва» и «Рабочая правда».
• С 1929 редактор в издательстве «Молодая гвардия».
• В 1933 окончил Институт красной профессуры и работал начальником политотдела МТС Ялуторовска (Омская область).
• С 1934 начальник политотдела МТС Михневского района Московской области.

Первый сборник стихов Ильи Френкеля «Песня и стих», получивший благословение Э. Г. Багрицкого, вышел в 1935 году и был замечены лучшими поэтами того времени. Его заметили Н. Н. Асеев, А. А. Прокофьев, Б. Л. Пастернак. С 1935 года член СП СССР, перешёл на работу в Правление СП СССР.

• С 1938 года заведующий отделом поэзии журнала «Новый мир».

Участник советско-финской войны (1939—1940). Во время Великой Отечественной войны майор Френкель был спецкорреспондентом фронтовой газеты «За честь Родины». Написал немало стихотворений о войне, одно из самых известных — «Давай закурим».

В предисловии к одному из своих многочисленных сборников стихов он говорил, что «в стихе надо жить той же самой жизнью, какая формирует поэта, как гражданина. И чем только можешь помогать ищущим себя поэтам». Константин Симонов говорил о его стихах: «Бывает так — стихи как будто негромкие, а сила в них неподдельная, настоящая, не поддающаяся износу».

После Великой Отечественной войны Илья Френкель занимался литературной деятельностью, продолжает писать стихи. Также занимался поэтическими переводами (в частности, с польского языка). Известен и в качестве автора стихотворных произведений на суржике (не опубликованы).

Умер поэт 2 марта 1994 года. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище, рядом с писателем Борисом Львовичем Яглингом (31 марта 1909 — 26 февраля 1948).

Награды

• орден Красного Знамени (4.10.1943)
• орден Красной Звезды (22.6.1942)
• орден Отечественной войны II степени (6.4.1985)

Семья

У Ильи Френкеля было трое детей: две дочери — Софья и Марина и сын Андрей. Он любил и свою приёмную дочь Викторию Яглинг, её сына Виктора Шестопала считал своим внуком.

Библиография

Стихи Френкеля отмечены оптимизмом, бодрой ритмикой в сочетании с лирической мягкостью. Они опубликованы отдельными сборниками:

• «Песня и стих» (1935)
• «Моряки» (1938)
• «Друзья-товарищи» (1943)
• «Стихи и поэмы» (1948)
• «Лист зелёный» (1954)
• «Небо, море, земля» (1961)
• «Я найду тебя» (1967)
• «Жизнь моя...» (1973)
• «Причал» (1976)
• «Избранное» (1983)

В 1984 году вышла автобиографическая повесть Френкеля «Река времён», в которой автор рассказывает «о времени и о себе».

Ссылки

• [sovmusic.ru/period.php?gold=no&idsection=11&period=2 Послереволюционные песни (1917—1931)]
• [www.nashipesni.info/?act=pesnea&bukva=D&pesnea=5 «Давай закурим» (ноты и история песни)]
• [www.vekperevoda.com/1900/frenkel.htm Илья Френкель на сайте «Век перевода»]
• [www.bard.ru/cgi-bin/trackography.cgi?name=%D4%F0%E5%ED%EA%E5%EB%FC_%C8. Илья Френкель на сайте Bard.ru]

Отрывок, характеризующий Френкель, Илья Львович

Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.