Бургер, Фридерике

Олимпийские награды
Фигурное катание
Серебро	Санкт-Мориц 1928	Женское одиночное катание
Серебро	Лейк-Плэсид 1932	Женское одиночное катание

Фридерике (Фрици) Бургер (нем. Friederike (Fritzi) Burger; 6 июня 1910 года в Вене — 16 февраля 1999 года там же) — австрийская фигуристка, двукратный серебряный призёр Олимпиад 1928 и 1932 годов, а также чемпионка Европы 1930 года.

Карьера

Она выиграла первый в истории чемпионат Европы на котором проводились соревнования между женщинами—одиночницами в 1930 году. В этом турнире не участвовала Соня Хени которую впоследствии Фрици никогда не могла победить. Она была вторая после Хени на Олимпиадах 1928 и 1932 годов, и на чемпионатах мира 1929 и 1932 годов.

После Олимпийских игр 1932 года Бургер закончила спортивную карьеру и переехала в Лондон, где в 1935 году вышла замуж за Синкичи Нисикава (внука Кокичи Микамото — японского магната в области добычи жемчуга). Она вернулась с мужем в Вену, где родила сына весной 1938 года, незадолго до аннексии Австрии нацистской Германией.

В 1990—х живя в США снялась в нескольких документальных фильмах по истории фигурного катания.

Спортивные достижения

Соревнования	1927	1928	1929	1930	1931	1932	1933	1934
Зимние Олимпиады		2				2
Чемпионаты мира		3	2		3	2
Чемпионаты Европы				1	2	2	3
Чемпионат Австрии	3	1	1	1	1	2		3

Ссылки

• [film.virtual-history.com/cigcard.php?id=7095 Фото Фрици Бургер]

Отрывок, характеризующий Бургер, Фридерике

– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.