Центрально-малайско-полинезийские языки
Поделись знанием:
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
| Центрально-восточные малайско-полинезийские языки | |
| Таксон: |
подсемья |
|---|---|
| Статус: |
общепризнана |
| Ареал: |
Западная Индонезия и вся Океания |
| Классификация | |
| Категория: | |
| Состав | |
|
см. статью | |
| Коды языковой группы | |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-5: |
plf |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Центрально-малайско-полинезийские (банданезийские) языки представляют собой объединение австронезийских языков, распространённых на востоке Индонезии (восточная половина Малых Зондских и большая часть Молуккских островов) и в Восточном Тиморе. Всего включают свыше 150 языков, в том числе тетум — государственный язык Восточного Тимора.
Генетически входит в центрально-восточную надветвь, вместе с восточно-малайско-полинезийскими языками, однако их собственное единство находится под вопросом. Согласно результатам анализа Базы данных базовой лексики австронезийских языков (БДБЛАЯ) 2008 года[1] центральные МП языки являются не генетическим объединением, а т. н. линкиджем (linkage). Иными словами, язык-предок ЦВМП языков распался на диалектный континуум, каждый из членов которого дал начало отдельной ветви. При этом, если восточные МП языки затем распространились по огромной территории, языки остальных ветвей остались в пределах исходного ареала, продолжая обмениваться некоторыми чертами и инновациями. Эти языки и называются центральными МП языками. Таким образом, хотя между отдельными ветвями ЦМПЯ и существуют некоторые общие черты (обычно разделяемые не всеми ветвями), реконструировать общий язык-предок для возможно только для всех центрально-восточных МП, но не отдельно для центральных МП языков.
Содержание
Классификация
Согласно тому же исследованию базовой лексики (2008) центрально-восточные МП языки делятся на сумба-флоресские и ядерные ЦВМП языки, а последние в свою очередь на 6 независимых ветвей, одной из которых являются восточные МПЯ.
Теор-курские и западнодамарский языки не были включены в БДБЛАЯ 2008, однако традиционно включались в качестве отдельных групп в состав центрально-малайско-полинезийских языков и ниже включены в схему, но отмечены пунктиром.
| Центрально-восточные МП (80 %) |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |
- Курсивом выделены группы, состоящие из одного языка.
- Группировки, для которых не указана степень достоверности (%), подтверждены со степенью 90 % и более.
Традиционная классификация
Традиционно ЦМПЯ делились на следующие ветви[2]:
- бима-сумбанская ветвь
- молуккская ветвь (центрально-малукская, южно-молуккская)
- юго-восточно-малукская ветвь
- кай-танимбарская (южномалукская) группа
- селаруская («южная») группа
- теор-курская ветвь
- тиморская ветвь
- флорес-лембатская группа
- хелонг
- ядерно-тиморская группа:
- юго-западно-малукская группа
- севернобомбарайская ветвь
- ковиаи
- западнодамарский язык
- аруанская ветвь
- бабарская ветвь
Полный список языков
- бима-сумбанская ветвь (восток острова Сумбава, о. Сумба и запад и центр о. Флорес): энде, кео, лио, наге, анакалангу, бима, кепо, коди, комодо, ламбойя, мамбору (мемборо), манггараи, ндао, нгада, восточный нгада, палуэ, раджонг, рембонг, риунг, ронгга, сабу, соа, сумба, ваэ рана, ванукака, вейева
- центрально-молуккская ветвь (о-ва Сулу, Буру, Серам):
- амбелау
- буруанская группа: буруанский, лисела, моксела, палумата
- восточная группа:
- серамская подгруппа:
- бобот
- хоти
- манусела-сети: бенггои, хуаулу, лиана-сети, манусела, салас
- нунусаку:
- кайели
- пиру-бей:
- восточные: группа амбон-атаману (хиту, лаха, тулеху, паулохи, амахаи, элпапутих (атаману), нуса лаут, лату, сапаруа, камариан), каибобо, сепа, телути
- западные: асилулу, сеит-каитету, боано, ларике-вакасиху, луху
- харуку
- три-риверс: хулунг, лоун, алуне, накаэла, хорубу, лисабата-нуниали, пиру, вемале (группа диалектов), ялахатан
- саваи-нуаулу: северный нуаулу, южный нуаулу, салеман
- банда-гесерская подгруппа: банда, гесер-гором, бати, ватубела
- манипа
- серамская подгруппа:
- суланская группа: кадаи, талиабу, манголе, сула
- кай-танимбарская (южномолуккская) ветвь (острова Танимбар и Кай): фордата, кай (кеи), ямдена, селару, селувасан
- теор-курская ветвь (острова Кур, Каймеэр и Тиоор): кур, теор (тиоор)
- тиморская ветвь (остров Тимор, мелкие острова к северу от него и восток острова Флорес):
- флорес-лембатская группа: кеданг, ламахолот (= солорский), сикка
- хелонг
- ядерно-тиморская группа:
- рамелайские: галоли, идате, кемак, лакалеи, мамбаи, тетун, тукудеде
- ваима’а: ваима’а, каируи-мидики, хабу
- западные: атони, роте
- науэти
- юго-западно-малукская группа (о-ва Барат-Дая и Лети на юго-западе провинции Малуку):
- восточный дамар
- кисар-рома: кисар, рома
- луанг: лети, луанг
- теун-нила-серуа: теун, нила, серуа
- ветар: апутаи, илиун, пераи, талур, тугун
- севернобомбарайская ветвь (часть северного берега полуострова Бомбарай (Западное Папуа) и близлежащие острова): аргуни, онин, секар, уруангнирин
- ковиаи (острова и полуострова к югу от полуострова Бомбарай)
- западнодамарский язык (западный дамар) (западная часть острова Дамар на юге провинции Малуку)
- аруанская ветвь (острова Ару): батулеи, коба, добел, баракаи, компане, кола, кареи, лола, лоранг, марири, западный таранган, восточный таранган, уджир, маномбаи
- бабарская ветвь (острова Бабар на юге провинции Малуку): бабар (группа диалектов), дай, масела (анлутур, группа диалектов), давлоор, серили, эмплавас, имроин, тела-масбуар
Напишите отзыв о статье "Центрально-малайско-полинезийские языки"
Примечания
- ↑ [language.psy.auckland.ac.nz/austronesian/research.php Austronesian Basic Vocabulary Database]
- ↑ См., например, [www.ethnologue.com/show_family.asp?subid=1075-16 Central Malayo-Polynesian] в издании Ethnologue.
Литература
- Wouk, Fay; Ross, Malcolm (ed.) The history and typology of western Austronesian voice systems. Australian National University, 2002.
- Adelaar, K. Alexander; Himmelmann, Nikolaus. The Austronesian languages of Asia and Madagascar. Routledge, 2005.
Отрывок, характеризующий Центрально-малайско-полинезийские языки
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
