Цецилии
Цецилии (лат. Caecilii; древняя форма — Caicilios) — древнеримский плебейский род, среди которых наиболее известна ветвь Метеллов[1]. Первым известным представителем ветви Метеллов был консул 284 года до н. э.Луций Цецилий Метелл Дентер[2]. У Цецилиев существовало две легендарных генеалогии. По одной из версий, они происходили от Цекула, мифического основателя города Пренесте, по другой, их предком был Цека (Caecas), соратник троянца Энея[1].
Из других представителей рода наиболее известны:
1) Квинт Цецилий, богатый римский всадник, дядя Тита Помпония Аттика (друга Цицерона), крупнейший ростовщик своего времени. Это был жесткий, неуживчивый человек, которого ненавидели в такой степени, что толпа не удержалась даже от оскорбления его трупа. Несмотря на это, Аттик умел с ним ладить, и Цецилий перед смертью усыновил его, оставив ему 10 млн сестерциев.
2) Гай Цецилий Корнут, народный трибун 61 г., приверженец сенатской партии, претор 57 г., наместник Вифинии в 56 г. В 57 г. он деятельно хлопотал о возвращении Цицерона из изгнания.
3) Марк Цецилий Корнут, приверженец Суллы, едва не погибший в 87 г. во время террора марианцев: он был спасен хитростью собственных рабов, которые дали показание, что он убит.
4) Марк Цецилий Корнут, городской претор 43 г., остававшийся в этом году высшим представителем власти по смерти двух павших в сражении консулов, Гирция и Пансы. Когда несколько месяцев спустя Октавиан вступил в Рим, Цецилий окончил жизнь самоубийством.
5) Квинт Цецилий Нигер, сицилиец по происхождению; был квестором в Сицилии при Верресе и принимал участие в его вымогательствах. Когда Цицерон в 70 г. выступил обвинителем против Верреса, Цецилий, по наущению последнего, потребовал, чтобы обвинение Верреса было предоставлено ему. Он хотел вырвать обвинение из рук Цицерона, чтобы затем умышленно проиграть затеянный процесс и затянуть дело до следующего (69) года, что для Верреса было весьма выгодно. Суд выслушал речи обоих претендентов на обвинение и решил дело в пользу Цицерона. Речь Цицерона («Divinatio in Caecilium») дошла до нашего времени: она стоит на первом месте в сборнике Веррин.
6) Луций Цецилий Руф, сводный брат Публия Корнелия Суллы. В 64 г., будучи народным трибуном, он провел закон о смягчении приговора, произнесенного над Суллою по обвинению последнего в незаконном соискании должности (de ambitu) и снова открыл ему доступ к должностям, но в следующем году был принужден взять этот закон обратно. В борьбе государства с заговором Катилины он стоял на стороне сената и Цицерона. В 57 г. он был городским претором и поддерживал предложение о возвращении Цицерона из изгнания, причем ему пришлось вступить в борьбу с Клодием. В 49 г., во время междоусобной войны, он попал в руки Цезаря, но был им помилован. Цецилий жил еще при Августе.
Напишите отзыв о статье "Цецилии"
Примечания
- ↑ 1 2 Caecilius // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. — Bd. III,1. — Stuttgart: J. B. Metzler, 1897. — Sp. 1174: текст на [de.wikisource.org/wiki/Paulys_Realencyclopädie_der_classischen_Altertumswissenschaft немецком]
- ↑ Caecilius 26 // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. — Bd. III,1. — Stuttgart: J. B. Metzler, 1897. — Sp. 1229—1230: текст на [de.wikisource.org/wiki/Paulys_Realencyclopädie_der_classischen_Altertumswissenschaft немецком]
Литература
- T. Robert S. Broughton: The Magistrates Of The Roman Republic. Vol. 2: 99 B.C. — 31 B.C. . Cleveland / Ohio: Case Western Reserve University Press, 1952. Unveränderter Nachdruck 1968. (Philological Monographs. Hrsg. von der American Philological Association. Bd. 15, Teil 2), S. 538—540.
Это заготовка статьи о древнеримском роде. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Цецилии
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.