Часовня Примирения (Берлин)

Часовня
Часовня Примирения нем. Kapelle der Versöhnung
Часовня Примирения. Фото 2015 года
Страна	Германия
Местоположение	Берлин

Часовня Примире́ния (нем. Kapelle der Versöhnung), построенная в районе Митте на фундаменте взорванной церкви Примирения, является частью мемориала Берлинской стены.

Идея

Несмотря на снос церкви Примирения в 1985 году, её евангелическая община продолжала активную деятельность под руководством пастора Манфреда Фишера. После падения Берлинской стены община и гражданские активисты отказались от дорогостоящего плана воссоздания взорванной церкви. Вместо этого возникла идея возведения на том же месте часовни Примирения, которая органично соединила бы в себе ориентацию на интересы как верующих, так и многочисленных экскурсантов — посетителей мемориального комплекса «Берлинская стена», что важно для сохранения исторической памяти.

Архитектура

Строительство часовни Примирения на Бернауэр штрассе началось в 1999 году по проекту двух берлинских архитекторов Петера Зассенрота (нем. Peter Sassenroth) и Рудольфа Райтермана (нем. Rudolf Reitermann), а также австрийского архитектора и специалиста по глине Мартина Рауха (нем. Martin Rauch).

</span>

Композиция часовни представляет собой два овальных строения (одно в другом) со смещёнными осями. Внешний овал образован решётчатой стенкой из тонких досок, что создаёт у посетителей ощущение причастности к окружению. Закрытый глиняными стенами внутренний овал с сохранившимся алтарём позволяет проводить здесь церковные службы. Днём свет проникает в алтарь через застеклённый проём в крыше.

При постройке часовни использовался саман. Материал из глинистого грунта смешивали также с измельчёнными осколками кирпичей, взятых из фундамента взорванной церкви Примирения. Австрийцу Мартину Рауху помогали в этой работе волонтёры из 14 стран Восточной и Западной Европы. В 2000 году часовня была торжественно освящена.

Достопримечательности

Место, где стояла взорванная церковь Примирения, по периметру для наглядности промаркировано на земле металлическим жёлобом. Это позволяет понять, что расположение построенной часовни Примирения соответствует хору исчезнувшей церкви. На том месте, где исходно возвышалась башня со звонницей, можно увидеть за защитной обрешёткой три колокола, отлитые в конце XIX века. Спасённый из под развалин крест экспонируется примерно там, куда падала колокольня, которую он завершал.

Предметы культа из взорванной церкви Примирения</span>

В алтарной части часовни хорошо виден укреплённый под ажурным крестом деревянный рельеф на тему Тайная вечеря.

Скульптурная группа «Примирение» перед часовней

				<center>

Перед входом в часовню обращает на себя внимание композиция под названием «Примирение» (англ. Reconciliation).

Это — копия произведения, созданного английским скульптором, живописцем и поэтом Жозефиной де Васконселос. Её бронзовая скульптурная группа была установлена к 50-летию окончания войны возле развалин собора Св. Михаила в Ковентри, а также в мемориальном парке мира в Хиросиме.

Летом возле часовни Примирения колосится пшеница, о чём с увлечением рассказывает пастор Манфред Фишер.

Многочисленные посетители мемориала имеют возможность познакомиться с собранными здесь фотографиями и документами.

Молитвы о погибших

Начиная с 13 августа 2005 года, в часовне Примирения еженедельно со вторника по пятницу в 12 часов дня читается 15-минутная молитва о жертвах Берлинской стены. В центре каждой молитвы — судьба одного из погибших, список которых постоянно уточняется благодаря научно-исследовательскому проекту «Жертвы Берлинской стены». Жители и гости Берлина свободно могут присутствовать при молитве.

9 ноября 2014 года по случаю 25-летия падения Берлинской стены памятная церемония с возложением цветов и богослужением о погибших в часовне Примирения проходила с участием канцлера Ангелы Меркель, известных политиков, дипломатов, правозащитников.

Ссылки

• [www.kapelle-versoehnung.de/bin/deutsch/index.php Официальный сайт часовни Примирения] (нем.)
• [www.berlin.de/mauerfall2014/ Сайт, посвящённый 25-летию падения Берлинской стены] (нем.)

Отрывок, характеризующий Часовня Примирения (Берлин)

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.