Чекист (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1992 года
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
| Чекист | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Жак Бэнак / Jacques Baynac (Франция) |
| Оператор | |
| Композитор |
Дмитрий Павлов |
| Кинокомпания |
Киностудия «Троицкий мост» (Россия), телеканал «La Sept» (Франция), кинокомпания «Sodaperaga Productions» (Франция) |
| Длительность |
91 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Чекист» — художественный фильм из проекта «Русские повести», снятый Александром Рогожкиным в 1991 году. Фильм снят по повести Владимира Зазубрина «Щепка» (1923). Главный герой — начальник губернского ЧК, принимающий участие в вынесении приговоров и расстрелах сотен людей.
Содержание
Сюжет
Сотрудники ЧК Андрей Срубов, Ян Пепел и Исаак Кац, зачитывают длинные списки врагов советской власти — тех, кто служил у белых или помогал им; тех, кто на кухне ругал большевиков; тех, чья вина состоит лишь в неподходящем социальном положении. Приговор чекисты выносят сами, он всегда молниеносен, одинаков и безоговорочен: расстрел. Пытаясь соблюдать «революционную законность», которая, по их мнению, заключается лишь в отдельном рассмотрении каждого конкретного дела, «судьи» превращают зачитывание списков в рутину: их «суд» настолько бездушен и бездумен, что они могут приговорить к смерти самих себя.
После вынесения приговора заключённых выводят из камер и отправляют в подвальную душевую, где приказывают раздеться, ставят по пять человек к стене и расстреливают в затылок. Затем трупы выволакивают наружу, откуда ежедневно выезжает грузовик, переполненный расстрелянными людьми.
Одна из центральных тем фильма — внутренняя трагедия интеллигента Срубова, которая выражается в его попытке оправдать насилие нуждами Революции. В отличие от своих малообразованных соратников, для которых Революция — дело исторической мести благородному сословию, Срубов пытается выстроить философию, которая могла бы оправдать кровопролитие общественным благополучием. Априорная неразрешимость данного вопроса приводит его к невыносимым мукам совести и далее к окончательному умопомешательству. Ведь жизнь в окружении мёртвых оказывается куда страшнее, чем смерть в окружении живых.
В главных ролях
- Игорь Сергеев — Андрей Павлович Срубов, начальник губернского ЧК
- Алексей Полуян — Ян Карлович Пепел, член ЧК
- Михаил Вассербаум — Исаак Кац, член ЧК
- Сергей Исавнин — Худоногов, чекист-исполнитель
- Василий Домрачев — Соломин, чекист-исполнитель
- Александр Медведев — Мудыня, чекист-исполнитель
- Виктор Хозяинов — Непомнящий, чекист-исполнитель
- Александр Харашкевич — Боже, чекист-исполнитель
- Игорь Головин — Комендант (чекист-кокаинист)
- Нина Усатова — уборщица в ЧК
- Борис Морозов
В ролях
- Оксана Базилевич
- Сергей Заморев — семейный врач
- Марина Крутикова
- Мария Воронина
- Илья Ривин
- Виктор Бычков
- Ольга Тарасенко
- Сергей Мигицко
- Татьяна Кабанова
- Сергей Косырев
В эпизодах
- Сергей Куприянов
- Маргарита Журавлёва
- Алексей Янковский
- Василий Дерягин
- П. Рыжков
- Юрий Серов
- Борис Морозов
- Евгений Миненко
- Татьяна Баркова
- Людмила Богданова
- М.Иванова
- Дмитрий Лёвин
- Сергей Молянов
- Татьяна Журавлёва
- Анатолий Гудковский
- Юрий Орлов
- Владимир Ермилов
- Игорь Шведов
- Юлия Джербинова
- Д.Яковлев
- курсанты и офицеры Военного института физической культуры
Съёмочная группа
- Сценарий — Жак Бэнак / Jacques Baynac (Франция) (в титрах Жак Бэйнак)
- Режиссёр-постановщик — Александр Рогожкин
- Oператор-постановщик — Валерий Мюльгаут
- Художник-постановщик — Григорий Образцов
- Композитор — Дмитрий Павлов
- Звукооператор — Николай Астахов
- Монтаж Тамары Денисовой
- Редактор — Нелли Машенджинова
- Директор картины — Ирина Опракундина
- Продюсеры: Ги Селигманн, Олег Коньков
- Режиссёр — Светлана Смирнова
- Операторы: Станислав Охапкин, Анатолий Таборов
- Грим Тамары Фрид
- Художник по костюмам Маргарита Стручкова
- Комбинированные съёмки: О.Друцкой, Л.Краснова, Н.Плыгун
- Постановка трюков Константин Кульчицкий
- Оркестр Телерадиокомпании Санкт-Петербурга
- Дирижёр Олег Куценко
- Режиссёр-стажёр — Г.Новиков
- Режиссёрская группа: Т.Шелест, О.Кудинов, Ю.Митичкин
- Художник-декоратор — А.Вишневский
- Художник-фотограф — Ю.Макаров
- Титры О.Калягиной
- Гримёр — И.Бранинова
- Реквизитор — О.Постнова
- Ассистенты по монтажу: Э.Мартынова, Я.Слонова
- Ассистент художника по костюмам — Е.Ульянова
- Мастер костюмер — И.Котова
- Мастер по свету — Д.Кулаков
- Цветоустановщик — П.Тенькаева
- Пиротехники: А.Перов, С.Масленников
- Административная группа: С.Андреев, С.Кошеваров, В.Писарев, И.Богданов, А.Ширяев
Проект «Русские повести»
Проект «Русские повести» был спродюсирован Олегом Коньковым и Ги Селигманом специально для французского телеканала «La Sept» (ARTE). В него вошло 6 фильмов:
- «Ключ» (1992, по одноимённой повести М.Алданова, реж. Павел Чухрай),
- «Дитя» (1992, по рассказам Вc.Иванова, реж. Виктор Титов),
- «Рукопись» (1992, по повести Л.Чуковской «Спуск под воду», реж. Александр Муратов),
- «Тьма» (1991, по одноименному рассказу Л.Андреева, реж. Игорь Масленников)
- «Чекист» (1992, по повести В.Зазубрина «Щепка» (1923), реж. Александр Рогожкин),
- «На Иртыше» (1992, по мотивам одноименного романа С.Залыгина, реж. Вячеслав Сорокин).
Напишите отзыв о статье "Чекист (фильм)"
Ссылки
- «Чекист» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.lenfilm.ru/catalogue/cat_1991.htm Фильм «Чекист» на сайте киностудии «Ленфильм»]
- [lib.rin.ru/doc/i/10595p3.html Статья о фильме в журнале «Знамя» (2002, № 7) Константина Фрумкина — Террор и насилие в зеркале искусства]
- [seance.ru/n/27-28/perekrestok/rogojkin/chekist Рецензии на фильм «Чекист» в центральной (московской) прессе]
- [www.lib.ru/RUSSLIT/ZAZUBRIN/shepka.txt Текст повести «Щепка» на сайте lib.ru]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Чекист (фильм)
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
