Чечнева, Марина Павловна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чечнева Марина Павловна»)
Перейти к: навигация, поиск
Марина Павловна Чечнева
Дата рождения

15 августа 1922(1922-08-15)

Место рождения

село Протасово, Малоархангельский уезд, Орловская губерния, РСФСР, СССР

Дата смерти

12 января 1984(1984-01-12) (61 год)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС

Годы службы

май 19421948

Звание гвардии майор

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

эскадрилья 46-го гвардейского Таманского женского авиаполка

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Марина Павловна Чечнева (15 августа 1922 года — 12 января 1984 года) — лётчица, Герой Советского Союза, во время Великой Отечественной войны командовала эскадрильей 46-го Таманского гвардейского ночного легкобомбардировочного полка, гвардии майор.





Биография

Родилась 15 августа 1922 года в селе Протасово (Малоархангельский уезда Орловской губернии) в семье рабочего. Вскоре вместе с отцом перебралась в Москву.

В 19381939 годах обучалась в аэроклубе Ленинградского района Москвы. Окончила среднюю школу № 144 в Москве, и некоторое время работала в ней пионервожатой.

С началом Великой Отечественной войны добивалась призыва в РККА и отправки на фронт. В итоге была направлена в качестве лётчика-инструктора в Центральный аэроклуб имени В. П. Чкалова, перебазированный из Москвы под Сталинград. Член ВКП(б)/КПСС с 1942 года. В начале 1942 года — в составе 588-го авиационного полка ночных бомбардировщиков (полк был оснащён самолётами У-2).

23 мая 1942 года полк переведён в состав 218-й ночной бомбардировочной дивизии Южного фронта (дислоцировался на аэродроме в посёлке Труд Горняка под Ворошиловградом). В августе 1942 года Марина Чечнева стала командиром звена. Участвовала в обороне Кавказа; 27 сентября 1942 года была награждена орденом Красного Знамени. 8 февраля 1943 года 588-й авиаполк получил звание гвардейского и был переименован в 46-й гвардейский, а чуть позже получил почётное наименование «Таманский».

В конце лета 1943 года Марина Чечнева стала командиром 4 эскадрильи полка. Эскадрилья являлась учебно-боевой и сочетала боевую и учебно-тренировочную работу. Участвовала в освобождении Крымского полуострова. С 15 мая 1944 года — в составе 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта принимала участие в освобождении Белоруссии, боях за Восточную Пруссию. В конце февраля 1945 года Марина Чечнева получила второй орден Красного Знамени. Победу она встретила близ города Свинемюнде (ныне Свиноуйсьце). В ноябре 1945 года, после расформирования авиаполка, Марина Чечнева осталась служить в штурмовом полку на территории Польши.

Всего за годы войны Марина Чечнева совершила 810 боевых вылетов, провела в воздухе более тысячи боевых часов, сбросила на противника свыше 115 тонн боевого груза, уничтожила 6 складов, 5 переправ, 1 железнодорожный эшелон, 1 самолёт, 4 прожектора, 4 зенитные батареи. Кроме того, она подготовила 40 лётчиц и штурманов.

В 1949 году Марина Чечнева установила рекорд скорости на спортивном самолёте Як-18. В течение длительного времени она являлась ведущей женской пилотажной группы на воздушных парадах. Летала на многих типах самолётов, в том числе: Як-3, Як-9, Як-11, Як-18Т. Имела почётное звание заслуженного мастера спорта СССР (1949).

В конце 1956 года Марина Чечнева была отстранена от полётов по состоянию здоровья, закончив, таким образом, спортивную лётную карьеру.

В 1963 году окончила Высшую партийную школу при ЦК КПСС. Занимала ряд постов: являлась заместителем председателя Центрального правления Общества советско-болгарской дружбы, членом президиума ЦК ДОСААФ, членом президиума Советского комитета ветеранов войны, членом Комитета советских женщин. Кандидат исторических наук. Автор нескольких книг — мемуаров об однополчанках.

Умерла в Москве 12 января 1984 года. Похоронена на Кунцевском кладбище.

Семья

В конце ноября 1945 года Марина Чечнева вышла замуж за лётчика Константина Давыдова (18 августа 1945 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза).

В 1946 году у них родилась дочь Валентина. С 1948 года, после переезда на Родину, вместе с мужем работала в ДОСААФ. В октябре 1949 года Константин Давыдов, муж Марины, перегоняя новые самолёты для авиаклуба из Ленинграда в Калинин, погиб.

Награды

Память

  • Именем Героини названа улица в Орле.
  • Именем Героини названа улица в посёлке Кача.

Сочинения

  • «Самолёты уходят в ночь». — М., 1962.
  • «Боевые подруги мои». — М., 1975.
  • «Небо остается нашим». — М., 1976.
  • «„Ласточки“ над фронтом». — М., 1984.
  • Повесть о Жене Рудневой. — М., Советская Россия, 1978.

Напишите отзыв о статье "Чечнева, Марина Павловна"

Литература

  • Чечнева Марина Павловна // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — С. 732. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Сумарокова Т. [www.a-z.ru/women_cd2/12/11/i80_97.htm Летный характер] // Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 2. — М.: Политиздат, 1969. — 463 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1664 Чечнева, Марина Павловна]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.bestwriter.ru/fotoar.htm Крылатая гвардия — галерея изображений].
  • [letunij.narod.ru/Chechneva1.html Чечнева Марина Павловна (1922—1984)].
  • [sport-necropol.narod.ru/chechneva.html Спортивный некрополь. Чечнева Марина Павловна (1922—1984)].

Отрывок, характеризующий Чечнева, Марина Павловна

Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.