Читаем блокадную книгу
Поделись знанием:
К:Фильмы 2009 года
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
| Читаем блокадную книгу | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Олег Руднов |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Олег Басилашвили |
| Кинокомпания |
«ТВ Купол» |
| Длительность |
96 мин |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Читаем блокадную книгу» — документальный фильм режиссёра Александра Сокурова.
Содержание
История книги
«Блокадная книга» (1977—1981) - документальная хроника блокады; написана в соавторстве Даниилом Граниным с Алесем Адамовичем. На издание этой книги в Ленинграде был наложен запрет. Впервые часть её была напечатана с купюрами в 1977 году в журнале «Новый мир», в Ленинграде книга вышла только в 1984 году после смены партийного руководства города и переезда Г. Романова в Москву.
Сюжет
Несколько десятков петербуржцев разных профессий и возрастов перед камерой в телестудии читают «Блокадную книгу» Даниила Гранина и Алеся Адамовича: каждый по одному-двум отрывкам. В числе читающих и известные лица, например Олег Басилашвили и Лариса Малеванная. Читающие почти не вкладывают своих эмоций в прочтение, так как отрывки сами по себе содержат то, что трогает зрителя. Постепенно напряжение и тяжесть от слышимого и представляемого нарастает и близится к финалу — освобождению города от блокады огромной ценой.
Картина заканчивается зимней Дворцовой площадью современного Санкт-Петербурга, на которой происходит светотехническое шоу «Венок памяти» авторства самого Сокурова: огромные лучи, похожие на световые столбы противовоздушной обороны, работавшие здесь же во времена блокады, взмывают в чёрное зимнее небо Петербурга. В этот момент, после долгого звучания симфонии, вступает голос самого Александра Сокурова, подводящего свою черту: «История никуда не уходит, она рядом».
В фильме участвуют
- Александр Сокуров, кинорежиссёр, народный артист России
- Майя Клименко, житель блокадного Ленинграда
- Любовь Михайлова, инженер по гражданскому строительству
- Юлия Минутина, координатор движения «Живой город»
- Сергей Барковский, актёр, заслуженный артист России
- Надежда Гусарова, журналист
- Иван Краско, актёр, народный артист России
- Михаил Черняк, актёр, режиссёр
- Сергей Скороходов, певец, солист Мариинского театра
- Евдокия Тимофеева, ст. научный сотрудник Музея политической истории России
- Артем Суслов, поэт
- Елена Штопфен, поэтесса
- Виктор Костецкий, актёр, народный артист России
- Михаил Захаров, курсант Военной Академии тыла и транспорта
- Римма Жеглова, житель блокадного Ленинграда
- Ольга Антонова, актриса, народная артистка России
- Александр Сенин, ведущий FM TV
- Михаил Морозов, актёр, заслуженный артист России
- Леонид Мозговой, актёр, заслуженный артист России
- Андрей Кузьмин, активист движения «Живой город»
- Александр Глущенко, менеджер
- Михаил Микишатьев, архитектор
- Владимир Кудрин, яхтенный капитан
- Татьяна Орлова, педагог
- Владимир Рецептер, актёр, режиссёр, педагог, народный артист России
- Лариса Малеванная, актриса, народная артистка России
- Анастасия Цылина, ученица 11 класса 27 школы
- Анна Калашникова, ученица 11 класса 87 школы
- Сергей Лосев, актёр, заслуженный артист России
- Наташа Серова, ученица 11 класса
- Лев Неймышев, первоклассник 56 гимназии
- Валерий Кухарешин, актёр, народный артист России
- Алексей Викульев, суворовец, 2 курс, 4 рота
- Александр Потапов, курсант Военной Академии тыла и транспорта
- Михаил Словачевский, музыкант, виолончелист, заслуженный артист России
- Борис Мошковский, суворовец, 2 курс, 4 рота
- Татьяна Мошкова, студентка Университета кино и телевидения
- Марина Мошкова, студентка Университета кино и телевидения
- Кирилл Авдеев, старший лейтенант
- Альберт Саральп, владелец галереи современного искусства
- Вадим Андрейченко, подполковник ВС, зам. начальника по воспитательной работе ГУ МЧС РФ
- Евгений Анищенко, суворовец, 2 курс, 4 рота
- Александр Потапов, курсант Военной академии тыла и транспорта
- Наталья Боровкова, актриса
- Елена Соболева, актриса
- Анна Михайлова, студентка философского факультета СПбГУ
- Владимир Рецептер, актёр, режиссёр, педагог, народный артист России
- Сергей Скороходов, певец, солист Мариинского театра
- Мария Симонова, житель блокадного Ленинграда, член общества «Мемориал»
- Борис Аверин, доктор филологических наук, профессор СПбГУ
- Владимир Словачевский, музыкант, виолончелист, заслуженный артист России
- Игорь Мосин, журналист
- Лилиан Наврозашвили, актриса
- Руслан Котенко, режиссёр
- Родион Приходько, актёр
- Григорий Горбунов, полковник ВС, начальник пресс-центра МЧС по СЗФО
- Михаил Захаров, курсант Военной Академии тыла и транспорта
- Александр Потапов, курсант Военной Академии тыла и транспорта
- Владимир Словачевский, музыкант, виолончелист, заслуженный артист России
- Юрий Симонов, житель блокадного Ленинграда, член общества «Мемориал»
- Ксения Скачкова, продавец
- Алексей Янковский, кинорежиссёр
- Ксения Ширина, фотограф
- Олеся Сурикова, семиклассница
- Алексей Неймышев, топ-менеджер
- Олег Басилашвили, актёр, народный артист России
- Михаил Гапонов, диджей
- Валерий Кухарешин, актёр, народный артист России
- Петр Семак, актёр, народный артист России
Съёмочная группа
- Сценаристы: Алесь Адамович, Даниил Гранин
- Режиссёр-постановщик: Александр Сокуров
- Оператор-постановщик: Александр Тарин
- Художник: Юлия Супрун
- Звукорежиссёры: Николай Алмаев, Вячеслав Архипов
- Редактор и автор лит. композиции: Надежда Гусарова
Дополнительные факты
- 9 сентября 2009 г. фильм был показан на Венецианском кинофестивале.
- В фильме использована музыка из произведений: П. Чайковского, М. Глинки, Ф. Листа, Д. Шостаковича, С. Рахманинова, Х. Зиммера, Р. Глиэра
Напишите отзыв о статье "Читаем блокадную книгу"
Ссылки
- «Читаем блокадную книгу» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.sokurov.spb.ru/isle_ru/isle_doc.html Информация о фильме на официальном сайте режиссёра]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Читаем блокадную книгу
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
