Шегрт, Владо

Владо Шегрт сербохорв. Владо Шегрт / Vlado Šegrt
Председатель Президиума Народной Скупщины Народной Республики Босния и Герцеговина
1948 — 1953
Предшественник:	Джуро Пуцар
Преемник:	Должность упразднена; Джуро Пуцар как председатель Народной Скупщины Народной Республики Босния и Герцеговина
Рождение:	18 декабря 1907(1907-12-18) Аранджелово, Кондоминиум Босния, Австро-Венгрия
Смерть:	1 августа 1991(1991-08-01) (83 года) Аранджелово, община Требинье, СР Босния и Герцеговина, СФРЮ
Место погребения:	Аранджелово
Партия:	Союз коммунистов Югославии
Профессия:	фабричный рабочий
Военная служба
Годы службы:	1948—1953
Принадлежность:	Югославия Югославия
Род войск:	Партизанские сухопутные войска, позднее регулярная сухопутная армия
Звание:	генерал-майор
Командовал:	батальон имени Луки Вукаловича 1-й герцеговинско-черногорский ударный партизанский батальон Герцеговинский партизанский отряд Северногерцеговинский партизанский отряд 10-я герцеговинская ударная бригада 3-я ударная дивизия 29-я герцеговинская дивизия
Сражения:	Народно-освободительная война Югославии
Награды:

Владо Шегрт (сербохорв. Владо Шегрт / Vlado Šegrt; 18 декабря 1907, Аранджелово — 1 августа 1991, там же) — югославский боснийский военный и политический деятель, третий Председатель Президиума Народной Скупщины НР Боснии и Герцеговины (де-факто четвёртый руководитель НР Боснии и Герцеговины в составе социалистической Югославии), генерал-майор резерва, Народный герой Югославии.

Биография

Родился 18 декабря 1907 в селе Аранджелово. Окончил школу в селе Ластве, до 1941 года занимался земледелием. Состоял в дружественных отношениях с представителями рабочего движения. В 1928 году был принят в Союз коммунистической молодёжи Югославии, в 1931 году вошёл в Коммунистическую партию Югославии. Состоял в руководстве отделения партии в Грахово. В 1936 году вошёл в состав городского, а в 1939 году и районного комитета города Требинье.

В 1941 году Владо нёс службу в армии Королевства Югославия. На момент начала Апрельской войны находился в Которском заливе, однако отказался складывать оружие после капитуляции страны и сбежал домой, скрываясь от итальянских оккупантов, усташей и сербских коллаборантов. В своём селу он сформировал партизанскую роту, став её политруком. В сентябре 1941 года его рота одержала несколько побед в боях с итальянцами и усташами, что повлияло на дух местного населения и привело к росту количества участников Народно-освободительного движения. Близ села Кленко 6 января 1942 Владо и его рота разгромили итальянскую колонну, захватив огромное количество оружия и припасов.

За годы войны Шегрт занимал, помимо должности политрука роты, следующие должности: командир батальона имени Луки Вукаловича, командир 1-го герцеговинско-черногорского ударного партизанского батальона (с 28 января 1942), командир северногерцеговинского партизанского отряда (с апреля 1942), командир герцеговинского партизанского отряда (с середины июня 1942), командир 10-й герцеговинской ударной бригады (с 10 августа 1942), заместитель командира 3-й ударной дивизии и командира 29-й герцеговинской дивизии (с середины ноября 1943 и до конца войны).

10-я герцеговинская бригада под командованием Владо Шегрта участвовала в боях в Западной и Центральной Боснии: на Купресе, около Имотски и Посушья, около Мрконич-Града, за Гламоч, Яйце, Бусоваче, Турбет, Жепче, Прозор и Раме. В битвах за Прозор и Раму, на Неретве, в Невесинье и Гацаке с марта по апрель 1943 года бойцами бригады были разгромлены силы итальянцев, четников и усташей. В битве на Сутьеске 10-я герцеговинская ударная бригада под командованием Владо сражалась на Пивски-Яворке, Волуяке, Магличе и в долине Сутьески. Будучи командиром 29-й дивизии, Шегрт вёл бои в Герцеговине, за Дубровник и Герцег-Нови, Мостар и Сараево, Триест и Любляну. Был послом антифашистских вече Боснии и Герцеговины и Югославии. С сентября 1944 года член Областной Народно-освободительной скупщины и Областного совета Народно-освободительного фронта Герцеговины. Войну закончил в звании генерал-майора.

Шегрт занимал в послевоенные годы разные должности, начав с должности министра сельского хозяйства НР Боснии и Герцеговины с 1945 по 1948 годы. Позднее он возглавлял Президиум Народной скупщины НР Боснии и Герцеговины с 1948 по 1953 годы, а также был заместителем председателя. До 1967 года был членом Скупщины Боснии и Герцеговины и Союзной Скупщины. Состоял до 1965 года в ЦК КПЮ и Политбюол ЦК КП БиГ, был членом Союза социалистического рабочего народа Боснии и Герцеговины и всей СФРЮ до 1963 года, также состоял в Союзе ветеранов Народно-освободительной войны и в Совете Федерации. Издал мемуары в 1954 году.

Скончался 1 августа 1991 в Аранджелово, родном селе. Там же и похоронен. Награждён рядом орденов и медалей, в том числе советским Орденом Кутузова II степени. Народный Герой Югославии: звание присвоено указом от 20 декабря 1951.

Литература

Упоминания

• Војна енциклопедија (књига девета). Београд 1975. година.
• Народни хероји Југославије. „Младост“, Београд 1975. година.

Личные труды

• Кровь на камне (Крв на камену). Сараево, 1954 год.

Отрывок, характеризующий Шегрт, Владо

На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.