Шестов, Алексей Александрович
| Алексей Шестов | |
| Имя при рождении: |
Алексей Александрович Шестов |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Алексей Александрович Шестов (1896—1937) — фигурант Второго Московского процесса, управляющий Салаирским рудником. Расстрелян по приговору суда, посмертно реабилитирован[1].
Биография
Алексей Шестов родился в 1896 году в селе Товарково Тульской губернии[1]. По национальности русский. Получил среднее образование. В 1918 году вступил в партию большевиков[2]. Одно время находился на различных должностях в профессиональных союзах[2]. С 1925 года Шестов находился на руководящих должностях на различных предприятиях горнодобывающей промышленности[2]. Одно время был заместителем управляющего новосибирского завода «Сибирьуголь», затем — управляющим Анжеро-Судженским рудником[2]. До своего ареста в 1936 году работал управляющим Салаирским цинковым рудником в Кемеровской области[1].
На момент ареста проживал по адресу: Кемеровская область, посёлок Салаир, II рудник, улица Ленинская, дом 11[1].
Шестов был арестован 27 июля 1936 года[1]. Являлся одним из фигурантов Второго Московского процесса. Обвинялся в организации антисоветского центра и участии во вредительстве, диверсиях, терроризме и шпионаже против Советского государства[1]. 30 января 1937 года Шестов был приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел[1]. 1 февраля 1937 года приговор был приведён в исполнение[1]. Тело Шестова, как и остальных расстрелянных по приговору суда в тот день, было кремировано в Донском крематории, а прах был захоронен на Донском кладбище[1].
13 июня 1988 года Шестов был посмертно реабилитирован решением Пленума Верховного Суда СССР[1].
Напишите отзыв о статье "Шестов, Алексей Александрович"
Примечания
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шестов, Алексей Александрович
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
